«Обсудили возможность перевода осужденных пенсионного возраста, ранее не отбывавших наказания в местах лишения свободы и отбывших треть срока, из исправительных колоний в колонии-поселения», — написала сегодня в своем Instagram уполномоченный по правам человека в России Татьяна Москалькова.
Омбудсмен отметила, что в обсуждении приняли участие такие представители правозащитного сообщества как Валентин Гефтер, Лев Пономарев, Валентин Данилов и Валентина Фридман. По их задумке, пожилой человек, если он, конечно, не закоренелый рецидивист, сможет перевестись на более щадящий режим отсидки. В колониях-поселениях, к примеру, не ограничивается передвижение по территории.
Согласно статье 129 Уголовно-исполнительного кодекса РФ, осужденные в колониях-поселениях содержатся без охраны, но под надзором администрации колонии. С разрешения администрации они могут передвигаться без надзора и вне территории колонии. Осужденным может быть разрешено проживание со своими семьями не только на территории колонии-поселения, но и вне ее. Они также могут иметь при себе деньги, пользоваться обычной одеждой, использовать средства связи.
«Предложение заслуживает внимания, — считает профессор финансового университета при правительстве РФ Иван Соловьев. — Однако часть 2 статьи 78 УИК РФ устанавливает, что только положительно характеризующиеся осужденные могут быть переведены для дальнейшего отбывания наказания из исправительной колонии в колонию-поселение».
Кроме того, по словам эксперта, осужденные, находящиеся в облегченных условиях содержания, в том числе пенсионеры, могут быть переведены из исправительных колоний общего режима в колонию-поселение по отбытии не менее 1/4 срока наказания, что значительно ранее предлагаемого срока. «В статье уже закреплено положение о том, что все осужденные могут быть переведены из исправительных колоний строгого режима в колонию-поселение по отбытии не менее 1/3 срока наказания. За преступления небольшой и средней тяжести к осужденным также может быть применено условно-досрочное освобождение после фактического отбытия также не менее 1/3 срока, поэтому определенная часть осужденных имеет возможность освободиться условно-досрочно из исправительной колонии, а не просить перевода в колонию-поселение. Вместе с тем данное предложение с позиции гуманизма по отношению к лицам преклонного возраста, ранее не отбывавших наказание в местах лишения свободы, является актуальным и заслуживает глубокой проработки», — отметил юрист.
«Колония-поселение является наиболее «вольным» способом отбывания наказания, поскольку по своей сути представляет собой свободное обитание с незначительными ограничениями, — отмечает эксперт Комитета Госдумы по безопасности и противодействию коррупции Роман Терехин. — Находящиеся в колонии-поселении в обязательном порядке привлекаются к труду, однако при этом принимаются на работу в соответствии с требованиями трудового законодательства, также они вправе трудоустроиться самостоятельно».
Кроме того, осужденные, по словам эксперта, вправе проживать на территории колонии со своими семьями и за счет собственных средств пользоваться бытовыми и медицинскими услугами, а также получать образование.
Согласно ныне действующему законодательству суд, рассматривая вопрос об изменении вида исправительного учреждения, учитывает характеристику осужденного, данную администрацией исправительного учреждения (поведение осужденного, его отношении к учебе и труду, к совершенному деянию, возмещение причиненного ущерба).
112.ua
Путь в тюрьму начинается с СИЗО. Женщин держат в отдельных корпусах. Харьков. Через местный изолятор ежегодно проходят тысячи арестантов. Кто-то транзитом, когда по этапу перевозят из одной тюрьмы в другую, а есть такие, что годами ждут на судебный приговор. Их называют постояльцы.
В Харьковском СИЗО сейчас находятся более двухсот женщин.
Длинный тюремный коридор, тусклый свет. За нарушение режима женщин также бросают в карцер. Условия на яме не лучше, чем у мужчин. Крошечная комнатка с высоким потолком. Табурет приварен к полу. Прогулки или даже книги запрещены.
В одной из камер – арестантка с маленьким ребенком. Женщина родила уже в неволе. Кто сидит с детьми, то держат отдельно. Камера похожа на квартиру. Даже готовить на электрической плитке можно.
Паренек с пеленок знаком с тюремным бытом. Весь день в камере, на улицу разрешают выходить только на 2 часа. Когда мальчику исполнится три года, его от матери заберут. И отдадут под опеку родственникам или в детский дом.
В других камерах, или как их называют здешние, домах – типичная тюремная атмосфера. Бетонный пол, двухэтажные железные нары, сигаретный душок. Старенький телевизор – богатство невольниц. Пенсионерки, молодежь, и даже иностранки уживаются вместе. Катя – тюремная знаменитость. Она выглядит максимум на 40, а на самом деле ей 70! В узкоглазой бабы Кати серьезная статья. Обвиняют в организации незаконной перевозки вьетнамцев через границу.
Новости по теме: Закулисье украинских тюрем: Как осужденные со СПИДом и туберкулезом зарабатывают чиновникам миллионы
После приговора суда женщины отправляются в учреждения отбывания наказаний. Места со своеобразной субкультурой.
В Украине 11 колоний для женщин. В общем примерно 1,5 тысячи невольниц. Тех, которые ранее не были осуждены, называют первоклашками, рецидивисты на жаргоне – бывалые. В мужских колониях есть блатные, у женщин есть свой аналог. Жучка.
* * *
Исправительная колония № 65 в Полтавской области. Одна из крупнейших в Украине. Здесь отбывает наказание три сотни женщин. Большинство – рецидивисты.
Это от внешнего мира тюрьму отделяет стена и колючая проволока, а изнутри тюрьма скорее на рабочий городок смахивает. Здесь огромные швейные цеха. Выпускают матрасы, постельное белье и униформу для военных. Осужденные шьют даже медицинскую одежду.
112.ua
В кладовых стратегический запас медицинских масок. Более ста пятьдесят тысяч. Когда вы будете покупать в аптеке маску – знайте: он скорее всего из колонии.
Покорные рабы – это дешевая рабочая сила. Зарабатывают они примерно по 150 гривен в месяц. Деньги на руки не выдают, а переводят на специальный счет. Тратить гривны можно только в местном магазине. Обувь женская 35 гривен, каблук есть. Трусы стоят 23 гривны.
Однако больше чем деньги здесь котируется условно-досрочное освобождение. Поэтому и работают покорно за хорошее поведение. А кому-то за работой время быстрее бежит.
Ольга второй раз сидит за убийство. Ей дали 14 лет. Как и многие из здешних, считает себя невиновной. Целыми днями она вышивает рубашки. Бирок на одежде, изготовленной в колонии, нет. Хотя, согласно закону, на всей продукции должен быть указан не только город, где расположена колония, но и написано, что сделан товар руками осужденных.
От работы освобождены только пенсионеры. Таких здесь несколько десятков. Им выплачивают только половину пенсии, остальные, согласно закону, высчитывает колония на собственные нужды. Весь свой день они проводят в бараках перед телевизором. В тюрьме бабушек называют «карательный отряд».
112.ua Новости по теме: Закулисье украинских тюрем: Подпольные заводы и шикарные особняки куратора тюремных производств
Живут здесь в огромных комнатах, где помещается с десяток человек. Вместо нар – обычные кровати. А осужденным даже разрешено пользоваться косметикой.
Эта колония на фоне других – образцово-показательная. Сюда мечтают попасть едва ли не все осужденные. В других тюрьмах тюремная жизнь имеет совершенно другие реалии.
* * *
Среди осужденных эта тюрьма имеет плохую славу. И они готовы давать взятки, лишь бы не попасть сюда. Потому что здесь едва ли не худшие условия и надо вкалывать на подпольных производствах. Это 44 женская колония в Чернигове.
Впечатление, как будто попадаешь во времена Советского Союза. Вокруг все серое, женщины закутаны в фуфайки и пуховые платки. Косметика и чистое белье здесь – невероятная роскошь.
Это единственная колония в Украине, где администрация запретила женщинам пользоваться пододеяльником. Хотя это незаконно.
Периодически женщины переживают так называемый шмон – в переводе на доступный язык это: проверка и полный осмотр. Процедура довольно унизительная. «Два оперативника с пищалкой, ставят нас на растяжку, раздевают при всех, и я должна приседать, они там заглядывают», — говорит одна из осужденных. В потаенных местах человеческого тела ищут наркотики и телефоны. «Нас еще водят на женское кресло, там тоже обзор. Унизительно. Потом еще голой при всех контроллерах обыскивают», — добавляет осужденная.
Согласно закону, делать подобные обзоры могут только медики. Но за колючей проволокой своя реальность. Бытовые условия тоже далеки от идеала. Горячая вода – дефицит. Банный день – раз в неделю. Туалет на жаргоне называют – дючка.
В тюремную столовую даже страшно заходить, не то что есть. На стенах сырость, обваливается штукатурка.
Пайка хлеба, кусочек рыбы и сверху опять хлеб. Такую еду здесь называют тюремный гамбургер. Запивают чаем из пластикового ведерка из-под майонеза.
112.ua
Посреди столовой прямо в полу – помойная яма. Туда сбрасывают баланду. И добро не пропадает. Потом ее вывозят свиньям.
Эта колония рассчитана на 900 человек, но сейчас здесь находится лишь 200. И это значит, что работать надо за четверых.
И администрация упорно не хотела пропускать журналистов на промзону. Этот цех называют – пушилка. Специальные машины измельчают разный хлам в пыль. Орудия труда как в первобытном строе.
Окурки, секонд-хенд – все это измельчают и набивают в матрасы. Директор производства признается – покупателей хоть отбавляй. Вся Украина не догадывается, на каких лохмотьях спит. За день могут набить до 200 матрасов.
На одном изделии колония зарабатывает 200 гривен, если матрасов 200, то за день будет – 40 тысяч! Осужденные же получают копейки.
Следующий тюремный бизнес, может, не столь доходный, но вы точно этим пользуетесь и это может нести угрозу вашей жизни.
Директор производства выкручивается как может. Наши журналисты разоблачили схему, как в тюрьмах по всей стране больные СПИДОМ и туберкулезом осужденные расфасовывают пищевые продукты.
Знайте, фактически весь лавровый лист, который вы покупаете в супермаркете или магазине, что бы не было написано на этикетке – на самом деле – «мейд ин зона».
Однако черниговские тюремщики пошли еще дальше. Здешняя лаврушка идет на экспорт в Евросоюз.
«Если есть этикетка, на которой указано несколько языков разных стран, значит заказывали с перспективой, что в эти страны оно будет точно экспортироваться. Это международная контрабанда», — говорит адвокат Иван Либерман.
В цехах почти тонна специй, которые еще нужно расфасовать. И более 300 тысяч уже готовых упаковок.
На стенах хозяйничает грибок. На полу среди грязи лежит товар. И самое страшное, что на производстве работают больные люди.
Одна из ВИЧ-инфицированных женщин убеждает, недавно порезала себе вены прямо на производстве. Осужденные таким образом выражают протест. На рабочем месте валяются бутылочки из терапии от СПИДА. Больные туберкулезом также без работы не сидят.
Инна, наши журналисты отыскали ее в тубдиспансере. А еще недавно она с открытой формой туберкулеза фасовала продукты питания в черниговской колонии.
Одной лаврушкой работа не ограничивалась. Фасовали также горчицу. Продавать такие продукты, а тем более употреблять – опасно. Злосчастные бактерии могут подхватить покупатели, предостерегают медики.
Администрация выкручивается как может, уверяет это легальное производство. Мол, имеют договоры с торговыми марками. А деньги дороже, чем здоровье людей.
Но журналистам никаких документов так и не показали. Мы вызвали полицию и прокуратуру. Правоохранители открыли производство по статье «нарушение законодательства о труде». Потому что осужденные работали даром.
Наказание за это преступление – мизерный штраф.
* * *
Качановская колония в Харькове. Та самая, где отбывала наказание Юлия Тимошенко.
Это единственная в стране тюрьма, где содержат пожизненно заключенных женщин – на жаргоне – пежешниц.
И экскурсию тюрьмой наши журналисты начали с промзоны.
Здесь шьют фактически все: от детской одежды до военной формы и бронежилетов.
Более двухсот швей приносят немалый доход. Постельное белье, одеяла, подушки. Вы и не догадываетесь, что самые известные торговые марки родом из харьковской тюрьмы.
Колония имеет заключенные договора с торговыми марками. И это производство официально приносит колонии немалый доход. За год получается почти семь с половиной миллионов гривен.
112.ua
Пожизненно заключенные тоже работают, но изолированно от других. Они кроят и сшивают наматрасники.
Все они сидят за убийства. Истории как под копирку. Муж пьяниця, распускал руки и однажды она не выдержала. Алкоголь добавил смелости схватить нож. Так было и с Валентиной.
Секция, где держат пожизненниц, больше напоминает общежитие. Единственное различие – на улицу нельзя выходить, когда вздумается.
Опрятные комнаты, застеленные кровати, и телевизор.
Наташа молча вяжет носки детям-сиротам. Спицы запрещены, вместо них ампулки из-под ручек. Своих двух детей женщина утопила в колодце.
За убийство двух мужчин сидит Марина. Дома были гости, выпивали, двое мужчин набросились на ее сожителя. А дальше в памяти Марины – провал. Когда Марина пришла в себя – увидела свои окровавленные руки и два трупа.
Мужчина, ради которого она бросилась в бой, ее бросил.
По состоянию на начало 2018 года в Украине 21 женщина отбывала наказание пожизненно. Из них 18 раньше за решеткой никогда не сидели.
Осенью 2016-го нардепы рассматривали законопроект, который мог отменить пожизненное заключение для женщин. Но голосование провалилось.
Через двадцать лет отсидки каждая из таких заключенных имеет право просить президента о помиловании. Это пока единственный способ увидеть желанную волю. За все годы независимости в Украине помиловали лишь одну пожизненно заключенную женщину – Любовь Кушинскую. Она вышла на свободу в апреле 2018-го. В целом за решеткой Кушинская провела почти 28 лет.
* * *
За массивными воротами на территории тюрьмы есть изолированный отдел. Заходить туда смертельно опасно. Это збаражская колония возле Тернополя. Единственная в Украине, где лечат туберкулез у женщин. Это очень распространенная в тюрьмах болезнь. Сейчас здесь 120 пациентов. Минимум полгода, а именно столько длится курс, им запрещено выходить за эти стены.
В отделениях прохладно, столбик термометра с трудом дополз до 13-ти градусов.
Чтобы посмотреть, в каких условиях лежат тяжелобольные, журналисты одевают на себя защитные маски.
Войдя сюда без респиратора, можно с легкостью подхватить туберкулез. В этой палате лежат больные на открытую форму. Ирине – 31. Получила 5 лет за кражу продуктов из супермаркета. Болячку подхватила еще на свободе, но в диспансер ее перевели лишь несколько месяцев назад. А до того сначала в СИЗО, а потом в Днепровской тюрьме она почти год дышала на других арестантов.
На тубнарах – так на жаргоне называют больницу – все кровати заняты. Наряду с туберкулезниками, в соседних секциях держат обычных осужденных. Вот они выстроились в столовую. Наши репортеры тоже идут посмотреть, чем кормят заключенных. К трапезе приглашаем и начальника. Сомневаться ему по статусу не положено. Поэтому вынужден брать поднос.
Осужденные замерли – еще не было такого, чтобы руководство с ними за одним столом сидело.
Заставить себя съесть хоть что-то нашей журналистке очень трудно. А начальник подает пример. Такого представления женщины еще не видели.
112.ua
После обеда женщины отправляются на производство. Здесь, как и повсюду, шьют одежду. Платят мизер.
На складах мы отыскали множество рулонов ткани. Администрация выкручивается: это заказчик забыл забрать.
А еще, рассказали осужденные, руководство колонии обманывает заказчиков – списывают ткань и продают налево.
А это еще одно сомнительное производство. В промерзшем цеху крутят похоронные цветы. За день каждая работница должна собрать полторы тысячи цветочков. За одну штуку платят полкопейки.
* * *
Днепропетровская область, город Покров. Исправительный центр № 79. И нашей съемочной группе здесь не рады. Внутрь не пускают.
Согласно закону, помощники народных депутатов могут в любое время вместе с журналистами попасть на территорию колонии. Но здесь руководство колонии на проходной поставило часового.
О нарушении пришлось сообщать в приемную заместителя министра юстиции Дениса Чернышева.
Двери колонии моментально распахнулись.
В Покровском исправительном центре отбывают наказание женщины. Их здесь 70. И столько же часовых.
Это колония с самыми легкими условиями содержания. Здесь сидят осужденные за мелкие преступления.
УДО – это условно-досрочное освобождение. Быстрее можно выйти за хорошее поведение. А точнее – свободу надо заработать. В исправительном центре есть огромный швейный цех.
Согласно закону, осужденные могут работать только по желанию и за деньги. Но в здешней тюрьме свои правила. Хочешь выйти по УДО – работай. И бесплатно.
«Я здесь сижу уже 11 месяцев, и мне никто не заплатил ни копейки», — жалуется осужденная Наталья Кучерова.
112.ua
Даже больше, оказывается, что невольницы, которые работают на производстве колонии, еще должны доплачивать.
Самая большая должница – Марина Постовитюк. Она уже два года безвозмездно пашет на швейке. «Никакой зарплаты за два года не получала, но есть задолженность 16,5 тысяч», — говорит она.
Вместо денег администрация осужденным иногда сигареты и чай подбрасывает. «Зарплата — утром 2 сигареты, вечером 2 сигареты и стакан чая. За переработку дали по 5 прокладок и по 5 кусков печенья», — добавляет осужденная.
И оказывается, что батрачить даром в швейном цехе — это еще не самое худшее. Ежедневно 30 осужденных отправляют работать на «горячку». Так называют карьер Никопольского завода ферросплавов.
Этот поезд рабыни называют «рейс». С верхушки карьера из цистерн выливаются тонны раскаленной стали. «Сплав с температурой 1200 градусов они выливают, а мы внизу бьем это. Там горячо, у нас тапочки плавятся. Оранжевая жижа стекает к нам, ну, может, за 30 метров», — говорит осужденная Вера Бохонко.
112.ua
Затем застывшие глыбы осужденные женщины разбивают вручную.
Каждый день Вера Бохонко бьет огромным молотом по камням. Ее работа не всем мужчинам под силу. «Кувалда весит 10 килограмм. Ночью руки крутит так, что невыносимо. Мы берем мазь и мажем, чтобы не крутило», — добавляет осужденная.
За день Вера должна набить аж 10 т глыб. Наталья и Мария на карьере работают «носильщиками». Они складывают измельченный сплав. Огромные глыбы женщины носят в руках. Камень может весить и 30 килограммов.
«Девушки носят камни, и у них от этого шрамы всякие, раны на ногах, на руках», — говорит Вера Бохонко.
Ежедневно каждая бригада должна выполнить выработки.
«Нас 13 человек, значит, должно быть 13 ковшей. В ковше около тонны. То есть до тонны каждая женщина должна выполнить норму», — говорит осужденная Мария Еременко.
За невыполнение плана светит карцер. «В ДИЗО была 7 суток. За то, что ношу маленькие камни. Кто-то доложил начальнику колонии, а он выписал нарушение режима», — говорит осужденная Анастасия Серова.
Вкалывают в карьере без выходных, с утра до заката. Даже для больных поблажек нет.
На бумаге невольницам зарплату начисляют, но на руки никто не получил ни копейки. Как и в швейном цехе, здесь все должны тюрьме. «Не знаю… я, например, расписалась за 1400 с копейками и ничего не получила на самом деле. Еще и 7295 грн у меня минус», — говорит Вера Бохонко.
Всю зарплату осужденных колония оставляет себе. С невольниц высчитывают деньги за коммунальные услуги и еду.
Завтрак и ужин высчитывают по 800 грн в месяц. Отказаться от пищи осужденные не могут.
Все эти женщины оказались за решеткой за не слишком серьезные преступления. И теперь они в настоящем рабстве, где вынуждены безвозмездно вкалывать. Невольницы сами признаются, что после такого исправительного центра на свободу они выйдут озлобленными зечками.
«Здесь более агрессивным становишься, хочется просто той кувалдой дать кому-то из них по голове. Можно сесть и срок заработать еще больше. Нас просто провоцируют. Вообще дурдом», — признается Вера Бохонко.
Уже в Киеве о выявленных в Покровском исправительном центре нарушениях мы рассказали заместителю министра юстиции Денису Чернышову. Но куратор пенитенциарной системы ответил, что бороться со злоупотреблениями – это работа прокуроров.
«Пусть компетентные органы это проверят, мы, как всегда, никого не покрываем, если виновны — люди будут привлечены, если невиновны — что об этом говорить», — поясняет Чернышов.
112.ua
А чтобы действительно виновных привлекли к ответственности, о всех фактах злоупотреблений в исправительном центре мы сообщили в Генеральную прокуратуру. После нашего обращения представители Генпрокуратуры поехали в Днепропетровскую область.
Правоохранители подтвердили: заключенные работали, словно рабы, никакого трудового договора не было.
«Никаких трудовых договоров, я это констатирую, и нам начальник учреждения это подтвердил. И я обязал его написать на себя объяснение, и он четко указал, что в отношении каждого, кто работает на заводе, трудовых договоров нет», — говорит прокурор ГПУ Руслан Яцкевич.
Дальше больше. Ферросплавный завод зарплату осужденным начисляет, но к невольницам деньги не доходят.
«Ну, такое я первый раз вижу… Так, чтобы такие отчисления… и такую бухгалтерию «в кавычках» я первый раз вижу. Ферросплавный завод перечислял на каждую из этих 30 осужденных более 7 тысяч гривен в месяц, а после всех отчислений они должны были 2, 3, 7 тысяч гривен каждая», — признается прокурор ГПУ Михаил Кандыба.
Руслан Яцкевич добавляет, что, мало того, прокуроры узнали, что начальник учреждения хотел уже после отбытия срока наказания из бывших узников взыскивать средства.
По выявленным фактам Генпрокуратура возбудила два уголовных производства: о грубом нарушении законодательства о труде (за это светит лишь штраф) и о торговле людьми (это преступление предусматривает от 3 до 8 лет заключения).
Между тем невольницам Покровского исправительного центра зарплату до сих пор не платят. На карьере они пашут даром.
* * *
Не работой единой живут осужденные женщины. Пока воля витает лишь в мечтах, в кутузках они устраивают личную жизнь.
Романы с представителями администрации, конечно, бывают. Но чаще всего женщины крутят шуры-муры между собой.
Женщин, которые брезгуют отношениями с себе подобными, называют натуралки. Они, как правило, имеют небольшие сроки заключения и сидят впервые. Настя одна из них. Рассказывает о тюремных подкатах.
«Если видишь открытки, шоколадки, игрушки, не бери их в руки. Если взяла в руки шоколадку, ты уже дала ответ. На взаимную симпатию», — говорит осужденная Анастасия.
А еще за решеткой, как и, конечно, на свободе, любовь тоже продается. Только вместо валюты здесь сигареты, чай и одежда.
«Кому-то идет помощь со свободы, а кому-то нет. А курить хочется. Предоставишь сексуальные услуги, и у тебя все будет», — говорит бывшая осужденная Марина.
Марина провела за решеткой десять лет и на себе испытала все тонкости пребывания в женском коллективе. Бывшая осужденная откровенно говорит о том, как в тюрьмах ЭТО происходит.
«Не обязательно заниматься сексом в постели лежа. Там где угодно занимаются. Собаки и на улице этим занимаются», — говорит она.
Если пара живет в одном бараке, то их кровати ставят рядом, занавешивают одеялами и получается любовное купе. Администрация на такой шалаш закрывает глаза.
Две половинки – так называют пару, где обе остаются женщинами. А еще есть верх-низ, где одна из партнерш примеряет на себя роль мужчины.
«Та, которая играет роль мужа, называет себя кобель. Ходит по-другому, манеры, тактика разговора. Они стригутся налысо или коротко», — говорит осужденная Анастасия.
В тюрьмах иногда возникают настоящие шекспировские страсти, когда подружку пробуют отбить.
У этой пары все серьезно. Едят за одним столом, работают в одном цехе. Живут они в разных бараках, любовное купе построить не могут. Поэтому, возможность побыть вдвоем ищут в другом месте.
Лиза в этой паре – муж, Марина, соответственно, осталась женой.
Марине только 31. А она уже отмотала 12 лет за убийство. Ее избраннице Лизе почти 50, она типичная рецидивистка, всего 36 лет на нарах. Какая она – жизнь за колючей проволокой – женщина толком и не знает.
Она профессиональная карманная воровка – собственное мастерство демонстрирует на нашей журналистке.
В последний раз ее задержали, когда воровала пьяной. В таком состоянии мастерство теряется.
За несколько месяцев Лиза выйдет на свободу. Марине осталось отмотать еще три года. К тому времени Лиза на свободе хочет обзавестись жильем, чтобы как положено встретить свою половинку.
И, как признаются сами бывшие осужденные, тюремные союзы на свободе преимущественно долго не держатся.
А пока они наслаждаются последними моментами вместе. Администрация на такую любовь закрывает глаза.
Более того, осужденные надеются, что им официально разрешат селиться парами. Европейские взгляды на сексуальную ориентацию в тюрьме распространяются быстрее, чем в целом в Украине.
И в отличие от мужских тюрем, однополые отношения среди женщин не осуждаются. В женских колониях в основном нет тюремной иерархии.
Их отсидка – это работа в холодных цехах, свободное время перед телевизором. И желание побыстрее выйти на желанную волю.
А пожизненно заключенные даже когда играют в нарды – это самое популярное занятие в тюрьме – через кости гадают: когда примут закон, который отменит пожизненное заключение для женщин.
МАДЛЕНА ПАВЛОВНА
Это была камера №202. Я стояла около дверей и ждала, когда ко мне подойдут. Подошла молодая девушка, ее звали Света. Она поздоровалась и стала мною руководить. Она сказала, что я могу положить свои вещи (матрац, две простыни и наволочка, одеяло, кружка, ложка) на свободную кровать, а потом повела меня представлять старшей по камере. Старшую звали Мадлена Павловна. Полная женщина, невысокого роста. Она довольно строго провела опрос по существу: ФИО, статья, где живу, сколько сижу. Потом Света повела меня на экскурсию по камере, одновременно объясняя свод правил, которые мне надо было усвоить.
В женской тюрьме понятий как таковых нет. Да и трудно себе представить, как матери, жены, чьи-то дочери, одним словом, женщины, будут жить по «неписаным законам». Конечно, как и в любом общежитии, есть негласные правила, которые свято соблюдаются. Здесь так и было. В камере была «старшая», которую назначает сама камера, – естественно, если на этого кандидата давала согласие администрация. Главное, чтобы у старшей и у администрации не было никаких противоречий, – дабы не допустить волнений. В обязанности старшей входит: поддержание порядка в камере, недопущение каких-либо драк и конфликтов, естественно, она отвечает за любое происшествие, а также за наличие запрещенных предметов в камере. Причем если запрещенные предметы кто-то пытается пронести, то в обязанности старшей входит либо немедленная выдача этого предмета администрации в добровольном порядке, либо – в случае отказа владельца – старшая должна была сообщить об этом администрации. Конечно, как и везде, существуют свои маленькие исключения и тайны.
ПРАВИЛА ЖЕНСКОГО ОБЩЕЖИТИЯ
Камера была большая, на 42 человека. Кровати были почти все заняты. Кровати двухъярусные, в два ряда. Только четыре места не имели второго этажа, они располагались в противоположном от двери конце камеры. Это место называлось «поляна». Здесь спала старшая, ее помощницы, просто приближенные или те, кто довольно долго находится в заключении. Кто будет спать на «поляне», всегда определяет старшая. Кухня и туалет отделены от основного помещения. На кухне четыре стола, два больших и два маленьких. За большими столами ели все, за маленькими – те, кого туда приглашали. За одним из маленьких столов ела сама старшая и ее окружение. Садиться за чужой стол запрещено – если, конечно, тебя не пригласят. На кухне были все минимальные удобства: телевизор, холодильник. Света мне сказала, что до двух месяцев я не могу пользоваться пультом и включать те передачи, которые мне хочется посмотреть, если они не совпадают с выбором тех, кто сидит более двух месяцев. По пользованию туалетом тоже были правила. В этой комнате находился душ, две раковины и три унитаза. Душем можно было пользоваться с восьми утра и до восьми вечера в любое время. Утром до восьми часов в душ ходили только те, кто сидел долго, также и вечером, уже после восьми. Стирать можно только в свой постирочный день, который тебе назначали. Конечно, нижнее белье, носки можно было стирать каждый день, но не злоупотреблять. Были даже правила по пользованию унитазами. Здесь тоже была своя иерархия. Новенькие – на первый, после двух месяцев и до года – на второй, и те, кто свыше года, – на третий.
В камере проводилась уборка два раза в день, утром и вечером. По выходным дням – генеральная уборка кухни, самой камеры и туалета. Дежурить должны были все по графику – кроме тех, кто сидит больше года. Отказ от дежурства не допускался, да и при мне никто не отказывался. За плохое дежурство могли наказать еще несколькими днями. При этом само дежурство можно было продавать, кроме первого, один раз ты должен это сделать сам. Стоимость дежурства – две пачки сигарет, причем недорогих, ну, и на свое усмотрение можно было еще что-то дать из продуктов. В дни генеральной уборки всегда составляли списки: кто что будет мыть, в основном эти списки были из новеньких. Продавать такое дежурство было нельзя.
В камере также были люди, которые помогали старшей следить за порядком. Так, Света была ответственной за чистоту, она составляла графики дежурств, определяла списки и имела право сделать замечание, она почти ежедневно осматривала состояние тумбочек, и в каком порядке находятся твои вещи. Также был человек, который отвечал за прием пищи. Ее звали все Людовик. Людовик вставала раньше всех, готовила посуду, резала хлеб, принимала завтрак, обед и ужин. Она точно знала, сколько порций брать, сколько хлеба и т.д. Были еще две девушки, которые помогали старшей регулировать различные вопросы, например, конфликтные ситуации, т.е. это были советники.
Почти все, кто находился в камере, были поделены на «семьи». «Семья»– это некоторый экономический союз, то есть, женщины начинали вместе вести хозяйство: общая еда, регулярное общение. В основном такие союзы создавались на почве взаимных интересов, а объединение было как следствие. Были и такие, кто не состоял в «семье», просто был один.
«Семья» старшей состояла из трех человек: сама «старшая», Мадлена Павловна, Диана, которая выполняла функции одного из советников, и Маша – она сидела давно и ей было просто удобно.
ИЕРАРХИЯ
Конечно, в каждой камере свои определенные правила, но основа одна. Так, в этой камере, когда ела старшая и ее «семья», на кухню заходить было нельзя, а уж тем более там сидеть. Кому-то это не нравилось, кто-то не обращал внимание. Но нарушить это никто не решался.
В камере очень большую роль играло твое положение. Например, москвич ты или нет, получаешь передачи или нет, пишут тебе письма, и как часто ты их получаешь, как ты одеваешься, что ешь (свою пищу или «баланду»), можешь ли ты себе позволить продавать дежурство. Все это формировало к тебе отношение общей массы. То есть, если ты москвич и твои родственники регулярно шлют тебе посылки, делают передачи и пишут письма, значит, ты автоматически повышаешь свой статус, ну, а чтобы окончательно утвердиться, здесь уже все зависит лично от тебя.
Меня поразило, что Мадлена Павловна категорически запрещала ругаться матом, употреблять различный сленг и постоянно требовала тишины. Хамить ей никто не хамил, а если кто и был чем-то недоволен, то выражал это тихо и в кругу своих «семейниц». Конечно, запрещай – не запрещай, а все равно ругались, ссорились, но это были редкие вспышки, я объясняла это либо отсутствием воспитания, либо просто «сдали нервы».
ПРИВЫКАНИЕ
Для того, чтобы усвоить весь быт камеры, у меня ушло около недели.
Те две женщины, на которых я в самом начале обратила внимание, оказались просто «семейницами». Открытого лесбиянства здесь не было, но между некоторыми возникало некое нежное чувство друг к другу, однако назвать это лесбиянством нельзя. В основном такая нежность возникала либо у тех, кто давно находился в заключении, либо у тех, кто уже имел некий опыт таких отношений до тюрьмы. Но подобное проявление чувств нехарактерно для тюремного сообщества. В любом случае, такие отношения, на мой взгляд, – дело сугубо личное.
Меня определили в первый ряд, на второй ярус, правда, поближе к «поляне». Как правило, всех новеньких кладут около «тормозов» (так называется дверь). Исключение для меня объяснялось тем, что остальные кровати были заняты. Но даже при наличии свободного места только старшая решала, можно ли тебе перелечь на другое место или нет.
Первый день был тяжелым, сама обстановка давила, да и осознание своего собственного положения все острее ощущалось. Вечер наступил быстро, познакомиться я ни с кем не успела, кое-что спросила у Светы, потом вечерняя проверка и сон. Проверки проходили два раза в день: после восьми утром, и вечером тоже после восьми.
Самое тяжелое, к чему надо было привыкнуть, это к железным кроватям. Матрацы, выдаваемые в личное пользование, были очень тонкими, железные решетки впивались в бока, уснуть было тяжело. Кроме того, я никак не могла вытянуться в полный рост, т.к. кровати были короткими для меня. И холодно, сначала всем холодно. Такой озноб бьет, что ты скручиваешься, но от этого только сводит тело, а теплее не становится. Но все это было ерундой по сравнению с тем, что происходило в голове. Ты пытаешься себя успокоить, что жива, здорова, руки-ноги целы, но все равно невыносимо, каждая частица твоего тела готова просочиться через стены, решетки и все преграды, только бы опять оказаться дома. В первые дни тебя постоянно преследует тревога за близких. Ты понимаешь, что с тобой все нормально, но как им донести это? Ты пытаешься силой мысли сказать только одно: «Не волнуйтесь, со мной все хорошо! Я вас люблю!». Но остро ощущаешь, что никто ничего не услышит, и остается только ждать, что будет дальше.
Я спала плохо, точнее, вообще не спала. Дело в том, что рядом с изолятором железнодорожная станция. И вот ты лежишь и слышишь этот ужасный скрип поездов, откуда-то доносящийся лай собак, и с каждым вздохом все больше и больше погружаешься в мир, который был тебе неизвестен. Это как обратная сторона: чем дальше ты ступаешь по этой другой стороне, тем увереннее ты становишься, но тем сложнее тебе ступать, потому что каждый шаг тебя удаляет от прежней жизни, все дальше и дальше, и понимаешь, что теперь между тобой и теми, кого ты любишь, лежит непреодолимая пропасть, и моста через эту пропасть нет, и будет ли он, ты тоже не знаешь. Что ждет тебя впереди, долгим ли будет путь – все эти вопросы ты задаешь сама себе, но ответа нет. Но ты говоришь себе, что нужно всё выдержать, я должна жить, найти силы и не сломаться. И именно в такие минуты понимаешь, что все изменилось, и что ты тоже станешь другой. Потому что всю свою жизнь теперь можно разделить на «до» и «после».