Фото: © ПравозащитникИнфо, Ксения Куркатова
Еще с советского времени накопилось множество работ, посвященных тюремной культуре. Именно в это время был бум криминальной жизни и возведение бытия в тюрьме в тюремную культуру. В народе даже ходил такой слух: «Одна половина страны сидит, а другая ее охраняет!».
Но при всем разнообразии сюжетов большинство авторов сосредоточены на уникальных особенностях жизни арестантов: жаргоне, татуировках, бесчинствах, интимной жизни за решеткой и др. Кроме того, если мужские тюрьмы и особенности содержания людей в сообществах закрытого типа изучались довольно активно, то скрытый от массового обывателя мир женщин в тюрьме до сих пор остается практически неисследованным.
К сожалению, в России совершается огромное количество преступлений не только среди мужчин, но и среди женщин. По статистике, собранной за 2017 год сотрудниками МВД РФ, преступления, совершенные женщинами, составляют 15%. Большинство из них – это умышленное убийство, наркотики, мошенничество, детоубийство. На сегодняшний день существует 35 мест лишения свободы, в которых отбывает свой срок примерно 60000 женщин. Женские «зоны» России, которых не так уж много, находятся в Кемеровской, Московской, Свердловской, Владимирской, Нижегородской, Самарской, Челябинской областях, Хабаровском и Краснодарском краях.
Из-за этого большинству заключенных приходится отбывать свой срок далеко от своего дома.
Не стоит забывать, что «зона», даже если она женская, – это место, где существуют свои правила, свой кодекс поведения: «авторитеты», «масти», «законы» и культура. Об иерархии в женской тюрьме хотелось бы и поговорить.
Странно то, что сейчас молодое поколение увлекается тюремной жизнью. Например, существует такая молодежная криминальная группировка, как «АУЕ», которая набирала «черную» популярность в прошлом году. Помимо этого современные дизайнеры используют тюремные татуировки как принты для своей одежды. Например, фирма «Горе» выпускает очень занятные футболки.
Журналисту сетевого издания «ПравозащитникИнфо» удалось пообщаться с женщинами, которые отбывают свой срок наказания в одной из тюрем России.
Возраст осужденных был от 19 до 41 года. Женщины осуждены по разным статьям. Двое сидели за наркотики, другие же сидели за убийства. Разговор начался с воспоминаний о первых днях лишения свободы, когда женщины попали в СИЗО. (По правам защиты информанта имена вымышлены, стилистика речи сохранена).
Лида: «В СИЗО был страх, но, когда перевезли в колонию, стало спокойнее, но все рано были странные чувства «.
Анжела: «Короче, в первый раз было страшно входить, типа другие люди, не знаешь что да как. СИЗО – вообще казался адом».
«Почему?»
Анжела: «Ну…. Место мало, народу много».
«А второй раз?»
Анжела: «Второй раз знала куда шла, начальники неплохие попались. «.
У всех заключённых были практически такие же истории о первых днях пребывания.
Как в женских, так и мужских тюрьмах за СИЗО следует вход в новое еще необжитое тюремное пространство. Привычка существовать в совершенно других условиях делает человека неуверенным и уязвимым.
Лида: «Встаём в 6:00, идем на завтрак потом швейка , обед, снова швейка, 2 часа свободного времени, ужин и спать. Тут нужно все успевать, за режимом смотрят. Тяжело привыкнуть «.
Рита: «Есть режим дня, от которого не деться, все по расписанию «.
Входя в новый мир, человек перестает ориентироваться, не знает, как ему себя вести в этом обществе, его охватывает ужас от происходящего. По наблюдениям и разговорам с заключенными, осужденный не может найти смысла в таком наказании, питает себя бессмысленными надеждами, не верит в себя и в существование в этом месте, думая, что годы, проведенные здесь, пролетят быстро. Но со временем проходит социализация человека в закрытом обществе. Он начинает узнавать культуру, законы, понятия, статусы, жаргон, применять их в обществе, в котором находится.
Первым этапом социализации на новой территории становится разговор с новоприбывшей и выяснение информации по наиболее волнующим пунктам личного досье: статья, жизнь до задержания: профессия, семья. Ключевым в большинстве случаев становится статья, по которой проходит новенькая.
Лида: «В женской колонии можно стать «опущенной» только за детоубийство (ст.178 УПК РФ), так как для женщин дети – это самое святое, а именно в местах лишения свободы, где женщины скучают по своим любимым и родным «.
В первые недели на новом месте женщины не «прессуют» и не оскорбляют «новенькую», они ведут беседы и узнают внутренние качества человека. Например, в первый день, как только осужденная попадает в отряд, ведутся расспросы на разные темы:
Марина: «Спросили откуда, про семью, за что села. Я рассказала свою историю, вот и все. Так приняли в отряд «.
Света: «Ну, в принципе, заходишь в отряд, ничего страшного нет: сидят и молодые, и взрослые, всякие, всякого возраста, тебе говорят, куда ложиться, где че. Потом чай могут предложить попить, побеседовать, нормально. Никто не нападает, никто не отбирает внаглую, со временем сам как-то приживаешься и все «.
После того как информация о заключенном собрана, он наделяется в глазах сокамерников определенным статусом, становится на ступень иерархии. Иерархия в женской колонии отличается от мужских тюремных правил.
Например, «Опущенные» — это самый низкий статус в тюрьме. В мужской зоне этим статусом обладают заключенные, которых презирают и в большинстве случаев насилуют («опетушают»). Для заключенного высшего ранга «западло» есть теми же столовыми приборами, которыми пользуются «опущенные», и поэтому администрация мужских колоний имеет отдельные приборы для «опущенных», помечая их незаметным штампом. «Опущенными» становится мужчины, осужденные за педофилию, изнасилование и наркоманию.
В женской зоне к «опущенным» другое отношение, они становятся изгоями, пожалуй, это главная категория сиделец, которым приходится расплачиваться в неволе за свое прошлое. Оскорбление и презрение к детоубийцам за решеткой — это их участь. Иногда бывали случаи избиения. Женщины, которые убили своих детей (детоубийство), сразу получают место в иерархической ступени как «опущенные» — изгои.
Света: «Вообще все говорят, что все как на воле, но я за свою жизнь многое видела. В ИК есть только старшие и активисты. Ну… вот, я сидела в колонии под Краснодаром, там, короче, женщина сидела за то, что ребенка своего ну… это… убила, с ней никто даже курить не выходил. Короче, я просто бы с такой статьей в отряд бы не заходила…»
«Почему?»
«Сидящие женщины» стараются жить «семьями-группировками» — это очень похоже на клуб по интересам. Они заводят себе подруг по несчастью и ведут общение между собой, делясь передачками, которые прислали родственники, поддерживают друг друга морально, здесь не идет речи о любовных отношениях, это товарищество. Детоубийцы «одиночки» — это отдельная история. Как правило, в «семью» их никто не принимает, так как они нарушают самый важный канон касательно женщины и ее ребенка, о котором говорилось ранее.
В каждом отряде, камере, существует «старшая», которая знает всех осужденных в лицо и разделение женщин по «семьям», а также имеет налаженный канал коммуникации с администрацией и сотрудниками исправительной колонии. «Старшая» служит авторитетом и главным распорядителям обязанностей. В отличие от мужских авторитетов, «старшими» в женских тюрьмах становятся далеко не всегда матерые уголовницы. Главное, чтобы «бригадирша» (старшая — прим.авт.) имела организационные способности, лидерские качества, обладала умением руководить коллективом и поддерживать в нем порядок. «Старшая» по отряду избирается самими заключенными с одобрения администрации, на этот статус никто не претендует, так как он подразумевает постоянное общение с администрацией колонии.
Сравнивая положение дел, женскую иерархию с мужской, можно сказать, что в последней существует намного больше различных статусов, которых нет в женских тюрьмах. Например, в мужской тюрьме нет такого понятия, как «старшая». Авторитет и лидерство сидельца в камере определяется на этапе входа в нее. В мужской колонии главным в камере становится тот, у кого выше авторитет и кто чтит понятия воровского мира. В женской тюрьме чтят воровские законы только «легенды» и те, кто не первый раз сидит.
Авторитет старшей непререкаем — что она скажет, то остальные и должны делать. Беспредела в женских колониях практически нет, поскольку там содержится особый контингент — большинству осужденных женщин хочется поскорее вернуться домой, к семье и детям, получив условно-досрочное освобождение (УДО).
Анжела: «В каждом отряде есть старшая, она… отвечает за построение отряда и разделение на секции… «.
Светлана: «Вообще все говорят, что все как на воле, но я за свою жизнь многое видела. В ИК есть только старшие и активисты… «.
Лида: «Как бы нужно поддерживать связь со старшей, ну. Она назначает, что нужно делать, кто шконки (кровать — прим.авт.) убирает, кто на улицу чистить двор «.
В большинстве случаев, женщины стараются стать «старшей» для того, чтобы быстрее освободиться по УДО. Также не стоит забывать о том, что «старшей» может стать женщина, которая выбрана и администрацией колонии или самим отрядом. В мужской колонии такого понятия как «старший» нет, оно считается негласным. Лидер или старший выбирается сам собой в зависимости от статуса.
Выше ранга «старшей» находятся «легенды». «Легенда» — это осужденная, которая имеет авторитет во всей зоне, как правило, имеет криминальные связи и чтит воровские законы, не имеет как такового режима дня и обладает различными привилегиями. Легендами могут стать женщины, которые вышли замуж за воров в законе, и люди, признанные в криминальной среде за свои «дела». Если сравнивать иерархическую пирамиду мужской и женской зоны, то «легенда» равна по статусу вору в законе, то есть такие женщины находятся на вершине тюремной иерархии. В одной из исправительных колоний «легенд» на данный момент нет. Про это явление из опрошенных слышало только 2 человека:
Лида: «Перед тем как сесть, короче, в первый раз, слышала, что есть легенды, ну как бы, женщины с большим криминальным прошлым, но в колонии их нет, есть только блатные «.
Светлана: «Ну, тут легенд нет, но я сидела на юге, там, давно. Вот там была легенда (улыбается). Легенды сидят отдельно, они полностью упакованы, всегда есть, что покурить, там, еду, чай. Легенды – это как элита, живет по своим понятиям, она даже с нами не общалась «.
Если сравнивать с мужской тюрьмой, то этот статус идентичен статусу вора в законе. Это элита криминальной жизни, и все понятия и законы у них свои, так как они вращаются в одном кругу.
В середине пирамиды женской тюремной иерархии есть «активисты». Активисты — это осужденные, которые имеют тесную связь с администрацией зоны, рассказывая о произошедших делах в отряде и т.д., отвечают за участие и подготовку к культурным мероприятиям. Активистами становятся осужденные, которые хотят освободиться по условно досрочному. В отряде их воспринимают по-разному, например, «легенды» пытаются не контактировать, а «старшие», наоборот, ведут тесное общение, из-за того что не хотят потерять свой статус среди осужденных, а также среди охранников. В мужской тюрьме активистов как таковых нет, им «западло» общаться с администрацией колонии, так как это не авторитетно.
«Одиночки» — это вид осужденных, которые не принимают тюремную субкультуру и живут по закону, чтут не тюремную справедливость, а ту, которая существует на воле. Они презирают себя за то, что сделали, и считают это раскаянием за совершенное преступление, почти не общаются с отрядом, не заводят знакомств. Если «опущенные» готовы идти на контакт, то «одиночки» принципиально игнорируют своих сотрудников. О них известно очень мало, как правило, это психологический фактор «отрицания того, что происходит».
«Блатные», как объяснили мне осужденные, — это женщины, которые не первый раз находятся в тюрьме, чтят традиции и правила воровского закона. Как правило, в женской колонии «блатные» авторитета не имеют.
Светлана: «Есть ну как бы блатные, есть немножко как бы простые люди «.
«Кто такие блатные?»
Светлана: «Короче, как тебе объяснить — это те, кто не первый раз сидит и знает, что к чему».
«Они имеют какой-то авторитет?»
Светлана: «В женской зоне все общее, авторитета как такового нет «.
В отличие от женщин, у мужчин «блатные» в авторитете, так как для них воровские понятия играют важную роль.
Личностное отношение к тюремной культуре также может служить критерием при наделении человека тюремным статусом. Например, существуют «одиночки», которые не хотят принимать участие в тюремной культуре и их понятиях. Существуют и «опущенные», которые, не принимая собственных решений, становятся частью этой культуры. Также есть люди, которые принимают «понятия» и живут по ним, даже находясь на воле. В женской колонии неважно, первый ли ты раз отбываешь наказание. Им важнее личные качества человека и его прошлая жизнь до заключения.
В мужской тюрьме все иначе — для них важна иерархическая ступень, понятия, тюремная культура. Здесь не существует «одиночек», из-за этого каждый заключенный, только попадая за решетку, начинает существовать в качестве винтика в этой деформирующейся системе.
Секс в тюрьме
Вступление
Слова «секс» и «тюрьма» редко употребляются в одном предложении. А если они и оказываются рядом, то, как правило, при пересказе щекочущих нервы обывателя легенд о гомосексуальных оргиях и изнасилованиях. Эта тема непременно всплывает в практически любом разговоре о местах заключения, но почти всегда рассматривается крайне поверхностно, на уровне желтой прессы. В то же время сексуальность является одной из основ тюремного фольклора и субкультуры, фактором, формирующим быт и отношения между людьми. Каста «опущенных» (обиженных, петухов) — не только и не столько жертвы изнасилований. Процесс формирования этой стигматизированной прослойки сам по себе является интересным социальным и психологическим феноменом. Как кривое зеркало, она отражает многие предрассудки и комплексы, свойственные иерархическому патриархальному обществу. На примере тюрьмы можно наглядно продемонстрировать, как из сексуальных ограничений рождаются квазирелигиозные табу, которые, в свою очередь, прямо влияют на межчеловеческие отношения и социальную структуру. Интересным является разительное отличие между сексуальностью в мужских и женских зонах: если в первом случае она носит ярко-выраженный социальный, то во втором — скорее рекреационный характер. В рамках этого текста будут рассматриваться, в первую очередь, мужские колонии, а под словом «заключенный» следует понимать именно «заключенный мужчина».
Запрещенный секс
Нужно начать разговор с того, что заключенный не имеет права на секс. Это не входит в наказание и никак не обозначается в решении суда. Об этом не написано в Уголовном и Исполнительном кодексах. У тонущего человека никто не отбирает права на дыхание, он лишается его естественным образом — из-за воды попавшей в легкие. Право на секс отбирается наряду с правом на нормальный сон, еду и медицинское обслуживание. Но если соблюдения первых трех прав еще можно требовать законными методами, то секс воспринимается как некое излишество, причем излишество порочное.
Редкие свидания в местах лишения свободы происходят через стекло, по специальному телефону. Раз в несколько месяцев (в более мягких местах «ограничения свободы» — раз в месяц) возможно «длительное» свидание, длящееся несколько суток, оно проходит в специальной гостинице, расположенной при исправительном учреждении. Такое свидание можно получить лишь с близкими родственниками. Таким образом, единственный легальный способ заняться сексом для заключенного — это встреча с женой раз в три месяца. Разумеется, это возможно лишь если он женат. Отношения, не скрепленные печатью ЗАГСа, тюремное начальство не признает, и пообщаться со своей подругой наедине не получится. Слишком тесные объятия могут послужить причиной для дисциплинарного взыскания. Это одна из причин, по которым многие мужчины так часто спешат вступить в законный брак, лишь оказавшись за решеткой.
Но даже немногие счастливцы, которым семейный статус позволяет получать заветное длительное свидание раз в три месяца, все равно страдают от психозов, вызванных недостатком общения с противоположным полом. Даже переходя на более мягкий режим содержания (к примеру, в колонию-поселение после закрытой зоны) бывшие узники часто продолжают сохранять все те травмы и комплексы, которые были получены ими ранее. Причем часто дело даже не во времени пребывания в местах лишения свободы. Во многих случаях тюрьма является не причиной травмы, а лишь катализатором, позволяющим наиболее ярко проявиться деформированной сексуальности.
Женщина как символ
В тюрьме отчетливо проявляется традиционное для патриархальной культуры овеществление и одновременно с тем идеализация женщины. Женщина-вещь, женщина-сексуальный объект презирается, в то же время женщина-мать — священна. Согласно Традиции, мать следует уважать и любить, хотя на практике отношение к матери со стороны заключенного может быть вполне приземленным и потребительским. Часто она рассматривается лишь как источник передач и материальной помощи. Тем не менее, оскорбить ее или же публично продемонстрировать свое неуважение — недопустимо.
Женщина-супруга, в зависимости от ситуации, может быть и вещью, и идеалом. Она находится в нестабильном положении между ролью «матери» и «сексуального объекта». Важной темой является супружеская верность. Часто мужья очень рискуют, постоянно звоня своим спутницам жизни по запрещенным мобильным телефонам, пытаясь контролировать каждый их шаг и устраивая дистанционные сцены ревности. Заигрывать с женой другого заключенного — серьезная провинность, за которую может побить не только сам муж, но и весь коллектив.
Отдельная категория женщин — это «заочки», подруги по переписке. С появлением мобильных телефонов и дешевого интернета общение с ними стало гораздо более простым и необременительным. Отношение к ним еще более потребительское, чем к женам и любовницам, часто их попросту коллекционируют по меркантильным соображениям, и прекращают всякое общение после освобождения.
Верность
Одним из следствий культа «верной жены» является традиционная тюремная боди-модификация — вживление имплантов, называемых «шарами» в половой член. Как правило, «шар» — это небольшая самодельная пластиковая капсула (могут использоваться и другие материалы, вплоть до круглых шариков-витаминов), которая загоняется в надрез на коже полового члена. В случае успешного заживления (очень часты случаи отторжения импланта, тогда начинается выделение гноя, а иногда и заражение) «шар» может пребывать в половом органе годами, а то и десятилетиями.
По распространенной среди зеков легенде, «шары» во время секса травмируют влагалище женщины таким образом, что после контакта с их обладателем она впоследствии не будет способна испытать оргазм с другим партнером. Можно считать это творческим развитием средневековой концепции «пояса верности», только женщину лишают не технической возможности заниматься сексом, а мотивации.
Разумеется, на практике действие «шаров» отнюдь не столь сильно и имеет скорее психологический эффект, но легенда об их мистическом могуществе поддерживается самими заключенными. В отсутствие привычных фетишей, обозначающих статус (автомобилей, костюмов, дорогих часов), эта роль частично возвращается к фаллосу.
Сексуальные успехи в среде заключенных уважаются, в то же время чувства, душевные страдания и романтическая привязанность часто бывают поводом для ироничного отношения, если не для насмешки. Ни о каком равноправии партнеров не может идти речи. Согласно неписанным правилам, в случае измены или расставания следует испытывать гнев и агрессию, но не страдание. Женщина всегда находится в подчиненном положении и, независимо от ситуации, она не имеет права критиковать действия своего мужа, страдать может она, а не он.
Активность
Тюрьме свойственно мачистское понимание сексуальности. Очень важным является распределение ролей. Мужчина должен доминировать, женщина — получать удовольствие лишь от подчинения и исполнения желаний мужчины. Публичный активный гомосексуализм хоть и может вызвать ироничное отношение окружающих, но не является поводом для экскоммуникации. В то же время, мужчина, совершающий действия, направленные на доставление удовольствия женщине, теряет уважение своих собратьев. Куннилингус приравнивается к опыту пассивного гомосексуализма, а заключенного, который случайно проговорился о нем и не смог перевести разговор в шутку, может ожидать инициация в касту «обиженных».
«Нечистыми» считаются не половые контакты между мужчинами как таковые, а именно отказ от активной роли, от доминирования. Этот аспект отличает тюремное понимание гомосексуализма и тюремную гомофобию от распространенной в обществе религиозной гомофобии, не делающей разницы между активным и пассивным «содомитом».
В этом отношении показателен популярный тюремный анекдот:
«Зек ебет петуха на параше. Другой зек заглядывает и говорит: «ну что ебешь — это ладно, ты объясни босоте, зачем ты ему хуй дрочишь?» Первый пару секунд обескураженно молчит, а потом отвечает «а я-то думал, что это я его проткнул»».
Согласно бытующему в тюрьме представлению, секс не является позорным лишь тогда, когда он сопряжен с насилием. «Проткнуть», причинить боль или травмировать — это даже почетно, но осознанно доставлять удовольствие партнеру — табу.
Новичкам часто задают каверзный вопрос: «ты ебался?». Правильный ответ на него: «я не ебался, я ебал, ебутся только телки». Не только пассивность, но и равноправие в сексе является недопустимым. В зонах общего и усиленного режима и особенно в колониях для несовершеннолетних неправильный ответ на подобный вопрос может закончиться «обиженкой», на строгом режиме отношение к таким вещам более лояльное. Это подтверждает высказанный выше тезис о том, что деформирование личности тюрьмой далеко не всегда сопряжено с длительным пребыванием в заключении. Тюрьма лишь взращивает комплексы, семена которых уже посеяны «нормальным» обществом. Вспоминается расхожий сюжет из области черного юмора: жертвы крушения, оказавшиеся на необитаемом острове, начинают заниматься каннибализмом в первые же часы, и спасательный корабль на следующее утро застает лишь обглоданные трупы.
Нечистоты
Как правило, посвящение в «петухи» происходит не через изнасилование, а через символическй контакт с мочой, фекалиями или спермой. Все, что так или иначе соприкасается с человеческими выделениями, считается «нечистым», при этом ритуальная «нечистота» не смывается, испачканную вещь нельзя отстирать. Именно этим формально и объясняется ярое неприятие куннилингуса: мужской рот при контакте с женскими гениталиями опосредованно контактирует со спермой. Так же обосновывается запрет целовать женщину, вступающую в оральные контакты с мужчинами: ее рот считается оскверненным. С такой женщиной нельзя пить из одной чашки и есть из одной посуды. Хоть и в смягченной форме, на нее распространяются те же ограничения, что и на «петухов». Все эти запреты уже не имеют никакой прямой связи с гигиеной. На их примере можно отследить, как определенные правила общежития ритуализируются и превращаются в квазирелигию. Первоначально повышенная брезгливость в местах лишения свободы была вполне обоснована: перенаселенность, эпидемии, вши, люди с разными взглядами на личную гигиену. Но гигиена уже вышла из сугубо материальной сферы в сферу сакральную, иногда успешно конкурируя с «настоящими» религиями. Нечистота становится ритуальной, символической, примерно как в иудаизме и исламе. Известна проблема с оправлением религиозных обрядов в некоторых зонах: если для всех заключенных, включая «обиженных» используется общая чаша для причастия, то она, как и все, кто из нее пьет, оказывается «законтаченной». Священники оказываются перед выбором: или нарушить обряд и выделить «обиженным» отдельную чашу, или заставить заключенных нарушить внутреннее табу. Впрочем, до этого обычно не доходит, теологическое противоречие решается банальным насилием: набожные зеки в жесткой форме запрещают своим «обиженным» единоверцам посещать обряд причастия.
«Обиженные»
Под «обиженными», «опущенными» или «петухами» понимают низшую касту заключенных, проживающих в отдельных помещениях и ассоциирующихся с пассивным гомосексуализмом. В сексуальные контакты вступают далеко не все из них и почти всегда за вознаграждение. Заниматься сексом бесплатно, вроде как «по любви», для большинства зеков неприемлемо. Положение обиженных чем-то напоминает варну «неприкасаемых» в традиционном индийском обществе. С ними нельзя контактировать, к ним нельзя дотрагиваться (исключение — половой акт), с ними нельзя делить посуду и прочие предметы быта. Если в следственном изоляторе «обиженный» окажется в камере с обычными зеками, он, как правило, спит на полу, чтобы не «законтачить» нару. В то же время, «с обиженного нет спроса», на него не распространяется большинство законов и ограничений, которым вынуждены следовать остальные зеки. Его могут побить за обман или предательство, но, находясь в самом низу социальной пирамиды, он не рискует ничем кроме своего тела. У него нет статуса, его имущество может быть использовано лишь другими «обиженными», он не может оказаться в положении худшем, чем уже находится.
Традиционной работой для парий является уборка туалетов, предзонников (территории возле забора), иногда — административных помещений. Но их изоляция часто бывает относительной. В безвыходной ситуации «петуха» можно использовать как курьера. Если он обладает специфическими навыками (починка запрещенной техники или же приготовление спиртных напитков) — к нему будут обращаться независимо от статуса. Экскоммуникация «обиженных» очень относительна, что заставляет нас в очередной раз вспомнить о религиях: точно так же иудеи находят сотни способов поработать в субботу, невзирая на шаббат; мусульмане хитрят, чтобы выторговать себе право на употребление вина; христиане ищут уловки, позволяющие смягчить диету во время поста; буддисты извиняются перед убитыми животными, чтобы есть мясо без угрызений совести.
Женщины за решеткой
Разумеется, разговор о сексуальности в тюрьмах был бы неполным без упоминания заключенных женщин. Их гораздо меньше, чем мужчин (соотношение примерно один к десяти), и поэтому социальная структура женских зон развита гораздо слабее. У них нет столь жесткой иерархии, нет столь жесткого и принципиального антагонизма с администрацией. Женские зоны всегда являются «красными», т. е. полностью подконтрольными официальной власти. Вопросы, связанные с криминальным миром, так или иначе, решаются при участии заключенных мужчин, к которым обращаются в исключительных случаях (с появлением мобильных телефонов процесс коммуникации существенно упростился, раньше все общение шло посредством тайной переписки, что гораздо труднее).
Секс между заключенными женщинами носит гораздо более откровенный характер, чем между мужчинами, он не осуждается, и в то же время он практически лишен социальной составляющей. Это можно объяснить тем, что женщине просто физиологически труднее оказаться в роли насильника, и, тем более, получить от этого хотя бы символическое удовольствие. В отсутствие насильников исчезают и жертвы. Хоть лесбийские союзы в тюрьме иногда и перенимают стандартные гендерные роли, когда одна из партнерш начинает играть роль мужчины и в быту, но между ними все равно царит относительное равноправие. Социальное доминирование и унижение слабых в женских тюрьмах не имеет столь ярко выраженного сексуального подтекста, как в мужских, хоть исключения и возможны.
Консервативные ценности
Предрассудки, царящие в тюрьме, могут показаться для стороннего наблюдателя дикими и бессмысленными. На самом деле, они являются всего лишь гипертрофированным отображением представлений о сексуальности, полагаемых социально-приемлемыми в консервативном обществе. Деконструируя табу, мы неизбежно приходим к единому для традиционных культур пониманию секса как порочного процесса, который «очищается» лишь благодаря наличию высоких чувств или же семейному долгу. Ритуальное отношение к нечистотам — всего лишь способ рационализировать свое квазирелигиозное отвращение к сексу как к процессу приносящему запретное удовольствие. Гомофобия не является чем-то самостоятельным, она прямо следует из сексизма.
В авраамической традиции грехопадение спровоцировано женщиной. Ева, искушенная Змеем (очевидный фаллический символ), в свою очередь, искушает Адама, заставляя его cъесть плод с Древа познания добра и зла. Фаллос-змей отделен от мужчины, и лишь слабость и порочность женщины делает возможным их воссоединение. Преодолев детскую «бесполость», Адам находит свою мужскую сущность. Именно этот символический акт взросления и обретения сексуальности и воспринимается как грех. Ева одновременно пассивна, так как она поддается на посулы Змея, но в то же время активна, ведь именно она заставляет Адама согрешить. Если интерпретировать «грехопадение» как половой акт (оставим теологам вопрос о том, был ли секс в раю до поедания яблока), то сексизм получает свое религиозное обоснование. Разумеется, не следует рассматривать авраамические религии как первопричину дискриминации женщины, но на их примере мы можем попробовать проследить психологические механизмы стоящие за этим процессом. Сексизм является прямым следствием чувства вины, вызванного подавлением естественных половых инстинктов.
В однополом коллективе часть мужчин невольно подвергается социальной, а иногда и сексуальной феминизации. Присвоение женской роли происходит через символическое унижение. Тот факт, что «петух» в тюремной субкультуре находится в еще более униженном положении, чем женщина, объясняется лишь тем, что отсутствие внешних половых различий заставляет углублять различия социальные.
В то же время, наличие низшей касты выгодно по сугубо рациональным мотивам: угроза оказаться в ней способствует поддержанию внутренней дисциплины среди заключенных, иерархическому обществу всегда нужен фундамент. Жестокость и абсурдность иерархии в местах заключения очевидна для постороннего наблюдателя, но она кажется совершенно естественной тому, кто рос и развивался в тюремной субкультуре. Аналогичным образом консервативные идеологи пытаются обосновать и назвать природными идущие рука об руку сексуальную и социальную дискриминации, присущие «большому» социуму.
Поделитесь на страничке
Следующая глава >
← →
Девчонки из панк-группы Pussy Riot сегодня самые популярные женщины — заключенные России, а возможно, и всего мира. Многих волнует их судьба: каково им будет жить эти два года вдали от дома и родных?
Ведь, несмотря на политические убеждения, музыкальные пристрастия и профессию, важнейшая часть жизни любой женщины — это любовь и семья.
О том, как складывается личная жизнь представительниц прекрасной половины в российских тюрьмах, ждут ли их мужья и любимые и удается ли женщине в заключении оставаться женщиной, выяснял корреспондент «МК».
— Два года прошло с момента, когда я вышла на улицу со справкой об освобождении. Но до сих пор при слове тюрьма у меня внутри все холодеет, — говорит Елена Сорокина, отсидевшая 2 года в СИЗО и 3 на зоне. — Места заключения, предназначенные для женщин, отличаются от мужских — здесь практически нет деления на касты, не сильно-то в ходу воровские законы и понятия. Но все равно женщине за решеткой невероятно тяжелее, чем мужчине.
Елене 34, «заехала она в тюрьму» (именно так, не села, а «заехала», говорят сами заключенные. — Д.К.) в самом расцвете сил, в 27 лет — за мошенничество в особо крупных размерах.
— Если вы спросите любую зэчку (бывшую или нынешнюю), что было самым страшным, то каждая ответит — арест. Особенно если он первый. Меня взяли прямо в ресторане, где я отмечала день рождения. В легком вечернем платье с голой спиной. Палантин, в который я куталась от холода, забрали при досмотре с мотивировкой «вдруг повесится». Первые двое суток я просто лежала в небытие, дежурные периодически проверяли, живая или нет. Когда я приходила в себя, то и сама очень удивлялась, что жива. И честно, если бы мой шарф был со мной, то я, может быть, даже и покончила с собой. Женщины, с которыми я оказалась тогда в одной камере, меня не трогали, периодически предлагали чай. Дали наплакаться вволю. Я потом и сама много раз видела таких вот «первоходок» и, вспоминая себя, с пониманием относилась к их состоянию. Однако постоянное нытье, слезы и депрессии в тюрьмах не приветствуются. Как правило, в камерах живут от 20 до 40 человек. И если все или даже половина будет ныть и депрессовать, то обстановочка сложится та еще. Вот и приходится все переживать молча. Хотя поводов для слез у заключенных более чем достаточно.
фото: Михаил Ковалев
Муж объелся груш
У Лены был жених, с которым они долгое время жили вместе и уже собирались пожениться.
— Мы с любимым все мечтали, вот сейчас купим квартиру и сыграем свадьбу. Хотя на самом деле только я на жилье зарабатывала, но об этом не думала, нам хорошо было вместе. Когда меня взяли, он был в командировке на Кипре. Я не стала ему сообщать (все надеялась, что меня вот-вот отпустят, дура). А когда он, вернувшись, узнал, то тут же написал мне письмо, что между нами все кончено, и передал через адвоката. И даже мамаша его мне записку прислала: ах, как я могла допустить в свой дом мошенницу и воровку! И пожелала мне сгнить в тюрьме. Позже от меня потихоньку отвернулись (или просто забыли, я не знаю) все подруги и друзья. И только мама продолжала писать и навещать. А знаете, как плохо относятся в тюрьме к тем женщинам, которых вообще никто не ждет на воле? Их не уважают, могут унизить. Это все потому, что они сами себе противны, им просто незачем жить.
Так, как поступил жених Лены, ведут себя 90% спутников жизни. Если жены чаще всего ждут мужей, оказавшихся в заключении, то мужчины куда менее терпеливы. И чем дольше срок, тем меньше шансов сохранить отношения.
— Мужики же без секса долго не могут, — рассуждает Елена. — А длительные свидания бывают очень редко (раз в полгода предусмотрены встречи с близкими на трое суток в специальной тюремной гостинице), да и то положены они не всем, и только на зоне. В СИЗО, пока сидишь, — это вообще невозможно. Господи, сколько я слез по своему пролила, сколько писем ему написала. И ни одного в ответ не получила. Потом я узнала, что он практически сразу после моего заключения женился, а к тому моменту, как я вышла, обзавелся уже парочкой детей.
— У нас в Можайской колонии даже ходит легенда о мужчине, который дождался свою женщину, — рассказывает заключенная Марина на страницах интернет-форума для женщин-зэчек. — История такая: они были любовниками и никак не могли пожениться, так как у мужчины была тяжелобольная жена. Он все обещал: вот помрет жена, и тогда…. Но терпения дамочки не хватило, и она, переодевшись медсестрой, пришла и ввела жене смертельный укол. А та не умерла (то ли доза оказалась не убойной, то ли здоровье не такое уж и плохое) и пошла жаловаться врачу в поликлинику, что после того укола почувствовала себя плохо. Назначьте, мол, другой. Тут-то все и вскрылось. И любовницу, когда она второй раз заявилась закончить начатое, взяли с поличным. Ее посадили на много лет. Но пока она сидела, мужчина этот ее не забывал и все время навещал. Жена его вскоре действительно умерла, они поженились в тюрьме, и он посодействовал тому, чтобы любимую поскорее выпустили по УДО. Никто не знает, правда это или нет, то историю эту все знают и очень любят.
Другие родственники тоже не слишком любят поддерживать связь с зэчками — разве что кроме матерей. Но женщине без семьи никак. Вот и возникают у них этакие подобия семей в местах заключения.
— Сокамерницы объединяются небольшими группками (семьями) и ведут как бы совместное хозяйство: делят друг с другом еду, пьют вместе чай, делятся секретами, — рассказывает надзирательница ИК № 7 Калужской области Светлана Прошкина. — И совсем не обязательно, что эти семьи строятся по сексуальному принципу. Скорее они друг другу соратницы, подруги. Мы стараемся такие объединения не разбивать и не отселять друг от друга. При этом есть, конечно, и откровенно лесбийские семьи.
фото: Геннадий Черкасов
Розовые истории
Женщины во всех условиях остаются женщинами и продолжают следить за собой, даже находясь на зоне, где мужским вниманием никто не избалован.
— За гигиеной и чистотой в женских тюрьмах и колониях сами же заключенные следят ого-го как! — утверждает Елена. — Мыло является не только предметом повышенного спроса, но и очень ходовой внутритюремной валютой (после сигарет и чая). Все очень просто — перестанешь следить за собой и своим бельем — тут же подхватишь такую болезнь, что никакая медицина (и уж точно тюремная) не поможет.
Но чистота — это одно, а вот красота — другое. И сотрудницы мест заключения, и сами зэчки в один голос утверждают, что чем больше срок, тем тщательней заключенная следит за собой. Всевозможные маски для лица и волос (самая популярная — овсяная), пилинги и массажи, стрижки и маникюры — ничто из этих радостей женщинам за колючей проволокой не чуждо. Удивительным образом специалисток в той или иной области индустрии красоты удается найти в каждой камере. Казенные робы перешиваются, укорачиваются, футболки и косынки всячески украшаются вышивками и т.д.
— Летом мы с девчонками на прогулки выходили и загорали в одном нижнем белье, — с улыбкой вспоминает Елена. — Некоторые имели такой цвет кожи, как будто только что с курорта. Одна моя сокамерница, отсидевшая уже 5 лет (оставалось ей еще 4), вообще любила повторять: что ни год здесь — я все моложе и моложе буду становиться. А вот те, кто сидит всего год, еще не освоились и не свыклись со своим положением, часто похожи на опустившихся бомжих.
Обычно красота нужна женщинам для любви, но сотрудников мужского пола в женских тюрьмах по пальцам пересчитать. И любой из них становится объектом обожания нескольких десятков дамочек как минимум. Такое мало кто выдерживает — поэтому их и нет. Получается, что зэчки порой годами не видят мужчин вживую. Сотрудники колоний рассказывают, что после длительного воздержания некоторые заключенные женщины начинали испытывать бурный оргазм, только прикоснувшись к руке молодого мужчины или даже просто при виде его.
За отсутствием подлинного чувства человеку свойственно искать суррогат. Надзирательницы утверждают, что «розовой» любовью охвачено не меньше половины обитательниц женских тюрем. И понятно, что чем длиннее срок, тем больше вероятность, что зэчка вступит на тропу лесбиянства, сойти с которой потом бывает крайне трудно, а порой и просто невозможно:
— Первых лесбиянок я увидела уже через неделю пребывания в СИЗО, — вспоминает Елена. — Проснулась как-то ночью, а парочка извивается на верхней шконке (кровать на тюремном жаргоне. — Д.К.). Меня такой ужас охватил тогда! Потом таких я перевидала много, привыкла и не удивлялась. Но вопреки всем слухам никто никого в женских тюрьмах к сексу не принуждает и не насилует черенком от швабры. Все происходит исключительно добровольно. Несколько раз приходили такие «новенькие», что сразу и не понятно — это женщина или вонючий, небритый мужик. Ноги волосатые, голос грубый. Настоящая коблиха (кобел, коблиха — активная лесбиянка. — Д.К.). Тут же в «хате» начинался флирт, ревность и прочие любовные игры. Ситуация накалялась, и через какое-то время кобла переводили в другую камеру. Так он/она по тюрьме и гулял.
— Администрации тюрем, конечно же, не приветствуют такие отношения. Но законом это не запрещено, и ничего поделать с этим мы не можем, — продолжает надзирательница Светлана Прошкина. — Но за такими парочками нужен глаз да глаз, потому что скандалы между ними происходят страшные: не так посмотрела, не той улыбнулась, и все — пошли драки и мордобои. Расстаются они тоже так, что все в курсе, — с громкими скандалами и дележкой своего нехитрого имущества.
Но сами заключенные считают, что лесбийские парочки даже на руку надзирательницам. Ими проще управлять — пригрози разлукой со своей любовью (перевод в разные камеры), и они сразу присмиреют и будут делать что скажут. А за хорошее поведение иногда положена премия — ночь вдвоем в «одиночке».
— Я свою Любу в СИЗО встретила, — рассказывает одна из бывших заключенных, Рита Белкина по кличке Белка. Она когда-то была самой скандальной и принципиальной заключенной в «Матросской Тишине». Таких несгибаемых личностей, которые большую часть времени проводят в шизо (штрафной изолятор, представляющий собой голую клетушку из камня), на тюремном жаргоне называют «отрицалами». — Девять месяцев мы были вместе, а потом ее на зону перевели. А у меня еще суд шел. Я мечтала к ней в колонию попасть, но мне дали условный срок. Выйдя на волю, я переехала жить в Мордовию, где сидела моя возлюбленная. Постоянно ее навещала, грела (носила передачи, обеспечивала всем необходимым. — Д.К.). Потом она вышла, и мы стали жить вместе. Так вот до сих пор, уже 8 лет.
Оказалось, что у Любы до заключения были муж и сын. Муж сразу ее бросил, сына взяла на воспитание бабушка. У Риты тоже была дочь, которую выкрал после развода ее отец. Ее история печальна — сначала она потратила все деньги на адвокатов и суды, чтоб вернуть дочь законным путем. Когда это не удалось, она отдала квартиру бандитам, пообещавшим найти девочку. Они ее нашли и вернули, но не прошло и месяца, как бывший муж опять выкрал ребенка. Денег больше не было, жилья тоже, Рита переехала жить к своей давней подружке Лене — наркоманке со стажем. Незаметно для самой себя втянулась и позже была поймана за воровство. Так и оказалась на нарах. Уже выйдя на свободу, она все же нашла и вернула своего ребенка.
— А за что тебя все время в шизо сажали?
— Дралась и скандалила. Буйный у меня характер. Я как в новую камеру попадала, никогда не подчинялась старшей (смотрящей). Приходила, скидывала вещи с самой лучшей шконки и говорила: «Теперь здесь все будут слушать меня». Ну и, само собой, детоубийц я мочила страшно. Меня от них только менты с собаками могли отодрать.
Детки в клетке
Детоубийц в тюрьмах и на зонах ждет самое страшное. Отлученные от своих семей и детей, женщины просто звереют, узнавая, что их сокамерница сидит за убийство ребенка. Это самая страшная «женская» статья, и на зонах ее стараются скрыть — сотрудники иногда идут навстречу и «прикрывают» детоубийцу другой статьей.
А вот реально ли, находясь на зоне, обзавестись ребенком? Оказывается, реально.
— Те, что уже получили свой срок и находятся на зоне, беременеют во время долгосрочных свиданий, — рассказывает Елена Сорокина. — Иногда специально, чтобы проще было сидеть. Иногда и случайно. В СИЗО забеременеть практически нереально. Только если от охраны, но я таких случаев не припомню.
Действительно, у беременных и кормящих в колонии очень много привилегий: прогулки на свежем воздухе без ограничений, улучшенное питание, включающее в себя молочные продукты, повышенное количество свежих овощей и фруктов. Плюс регулярное медицинское обслуживание. В СИЗО же беременным намного сложнее — они живут, как и все остальные.
— А отцы детей откуда берутся?
— По-разному. Знаю случай, когда одна уговорила бросившего ее мужа сделать ребенка. Сидеть ей было долго, биологические часы тикали, боялись не успеть. Вот он и сжалился над ней. Мальчик у нее, кажется, родился. А потом, когда ему 3 года исполнилось и бабушка забрала его домой (дети «отбывают» срок вместе с матерью только до 3 лет), как же она рыдала! И в УДО ей отказали. Но эта ответственная была, она за ребеночком следила, бегала к нему по 6 раз в день. Большинство же родивших на зоне тут же забывают о своих чадах. Наркоманки, опустившиеся личности рожают от дружков с таким же прошлым только ради поблажек от администрации. А сейчас за наркотики сидит 80%. Теперь это называется народной статьей.
— В мужских тюрьмах есть понятие «заочница», т.е. женщина, которая познакомилась с заключенным, влюбилась по переписке и ждет, по сути, незнакомого ей человека. А женщины, отбывающие срок, такое практикуют?
— Практически нет. Мало какой удается, находясь на зоне, заочно завлечь мужика. Это романтичные барышни проникаются горькой судьбой зэка, а мужику на фиг нужна подруга за решеткой? На моей памяти такого не было. Зато часто завязываются романы в СИЗО между заключенными — всех же вместе по судам возят в одном автозаке, и мужчин, и женщин. Пока отвезут, пока привезут — по пробкам, заторам, — получается, столько часов вместе проводят, что успевают и влюбиться. Потом начинается бурная переписка. А если в одном СИЗО находятся, то еще и малявы друг другу по «дороге» передают («дорога» — тюремный, нелегальный способ передачи писем и вещей с помощью длинных веревок, протянутых между окнами или дырками в стенах. — Д.К.). Такие романы крутятся…
фото: Игнат Калинин
Экстраординарное оплодотворение
По таким «дорогам» передают не только письма. Несколько лет назад в одном из московских СИЗО произошел экстраординарный случай — одна из женщин забеременела. Стали выяснять, как? От кого? Оказалось, по «дороге» ее возлюбленный передал ей презерватив со спермой. Возможно ли это? Оказывается, да! Гинекологи утверждают, что в агрессивной среде сперматозоиды остаются активными от 15 минут до 3 часов. Женщина эта удачно выносила своего непорочно зачатого ребеночка, правда, в суде в связи с беременностью и родами никаких поблажек ей не было. Дальнейшая ее судьба потерялась. И что сталось в дальнейшем с ней и с ее ребенком — неизвестно.
Отдельная песня — трагедии матерей, которых тюрьма разлучила с детьми. Увы, маленькие дети быстро забывают своих родительниц. И когда те выходят на свободу, то очень часто чувствуют себя чужими для выросших малышей. Причем нередко забыть матерей детям помогают опекающие их родственники.
Елена Куликова, отсидевшая 6 лет за превышение должностных полномочий, вот уже два года не может вернуть назад приемную дочь Мадину (имя девочки изменено. — Д.К.). Временная опекунша, родная сестра Лены Ирина, согласилась взять к себе пятилетнего ребенка, пока та будет отбывать наказание. Но за 6 лет девочка забыла маму, а ее тетя Ира всячески способствовала этому.
— Она раскрыла ребенку тайну усыновления, — рассказывает Елена, — говорила, что я ей не мать, что я преступница!
Но главное, Ирина стала настоящей мамой для Мадины. И теперь 11-летняядевочка ни за что не хочет идти жить к какой-то незнакомой Лене, боится ее и плачет при разговорах о возвращении к ней.
Выйдя из-за решетки по УДО, Елена снова побежала по судам и прокурорам, всеми силами пытаясь вернуть дочь. Но при чем здесь суды, если девочка теперь считает мамой другую женщину? Судебным решением любить не прикажешь, а без любви семья — это не семья, а та же тюрьма. «Уж не знаю, как быть, — чуть не плачет Елена,— наверное, лучше бы я ее в детский дом на это время отдала!».
Такие случаи, к сожалению, не редкость. Вот и получается, что жизнь женщины после желанного освобождения оказывается далеко не сахарной.
— Это самая большая проблема заключенных, — говорит правозащитник Павел Чудин. — Кому они нужны здесь, на воле, не понятно. На работу хорошую не берут, жилья часто, пока они сидят, лишают, близкие отрекаются или просто забывают. Вот и получается, что единственный выход — опять за решетку, там привычнее и спокойней. Некоторые зэки, освобождаясь, так и говорят оперативникам: «Ну, до скорого!».