Общеизвестна мифологема, приписываемая Вышинскому — «признание царица доказательств».
Интересно однако звучит полная цитата:
«…было бы ошибочным придавать обвиняемому или подсудимому, вернее, их объяснениям, большее значение, чем они заслуживают этого… В достаточно уже отдаленные времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являвшейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае считавшейся наиболее серьезным доказательством, «царицей доказательств» (regina probationum).»
/………/
«…Этот принцип совершенно неприемлем для советского права и судебной практики. Действительно, если другие обстоятельства, установленные по делу, доказывают виновность привлеченного к ответственности лица, то сознание этого лица теряет значение доказательства и в этом отношении становится излишним. Его значение в таком случае может свестись лишь к тому, чтобы явиться основанием для оценки тех или других нравственных качеств подсудимого, для понижения или усиления наказания, определяемого судом».
/………/
«Такая организация следствия, при которой показания обвиняемого оказываются главными и — еще хуже — единственными устоями всего следствия, способна поставить под удар все дело в случае изменения обвиняемым своих показаний или отказа от них». (с)
Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве. М., 1946
tor85
Член РКП(б) с 1920 года, член ЦК ВКП(б) (с 1939 года), кандидат в члены Президиума ЦК КПСС (1952—1953). Член ЦИК СССР 7 созыва, депутат Верховного Совета СССР 1, 2, 4 созывов. Чрезвычайный и Полномочный Посол Советского Союза (14 июня 1943).
Доктор юридических наук (1936). В 1925—1928 годах ректор Московского государственного университета. Академик АН СССР (1939)Широко известен (благодаря Хрущёву. Прим. avn-msk) как людоед и изверг, сказавший убийственную для профессионального юриста фразу «Признание — царица доказательств», которую любят повторять в качестве подтверждения ужасов совка.
Не обращая внимания на то, что столь образованный человек, как Вышинский, вряд ли стал бы говорить, что существительное среднего рода есть существительное женского рода
Подписание безоговорочной капитуляции Германии
Вышинский — слева от Жукова
А вот что сказал Андрей Януарьевич на самом деле. Почувствуйте, как говорится, разницу:
«С другой стороны, было бы ошибочным придавать обвиняемому или подсудимому, вернее, их объяснениям, большее значение, чем они заслуживают этого как ординарные участники процесса.
В достаточно уже отдаленные времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являвшейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае, считавшейся наиболее серьёзным доказательством, «царицей доказательств» (regina probationum).
К этому в корне ошибочному принципу средневекового процессуального права либеральные профессора буржуазного права ввели существенное ограничение: «царицей доказательств» собственное признание обвиняемого становится в том случае, когда оно получено правильно, добровольно и является вполне согласным с другими установленными по делу обстоятельствами. Но если другие обстоятельства, установленные по делу, доказывают виновность привлечённого к ответственности лица, то сознание этого лица теряет значение доказательства и в этом отношении становится излишним.
Его значение в таком случае может свестись лишь к тому, чтобы явиться основанием для оценки тех или других нравственных качеств подсудимого, для понижения или усиления наказания, определяемого судом.
Поэтому обвиняемый в уголовном процессе не должен рассматриваться как единственный и caмый достоверный источник этой истины. Нельзя поэтому признать правильными такую организацию и такое направление следствия, которые основную задачу видят в том, чтобы получить обязательно «признательные» объяснения обвиняемого. Такая организация следствия, при которой показания обвиняемого оказываются главными и — ещё хуже — единственными устоями всего следствия, способна поставить под удар всё дело в случае изменения обвиняемым своих показаний или отказа от них. Несомненно, следствие может только выиграть, если ему удастся свести объяснения обвиняемого на уровень обычного, рядового доказательства, устранение которого из дела неспособно оказать сколько-нибудь решающего влияния на положение и устойчивость основных установленных следствием фактов и обстоятельств. Это положение, как нам кажется, является одним из важнейших методологических правил, строгое применение которого чрезвычайно облегчает задачи следствия, ускоряет развитие следственных действий и гарантирует следствию значительно больший успех, чем это может быть при отказе от руководства этим правилом.»
На что упирал прокурор в прениях по делу Прокопьевой? На результаты экспертиз. Что опровергали адвокаты? Ровно то же самое. На что ссылался суд в приговоре? Риторический вопрос.
Получается, без помощи экспертов-лингвистов юристы никак не способны понять, оправдывает кто-либо терроризм или, напротив, осуждает. Вообще-то экспертиза назначается, когда в суде не обойтись без «специальных знаний в науке, технике, искусстве или ремесле». А какие такие специальные знания нужны для решения чисто правового вопроса? Тут эксперты — сами судьи.
Я уж не говорю о том, что заключение экспертизы, как и признание обвиняемого, это всего лишь одно из доказательств по делу, подлежащее оценке наряду со всеми другими.
Разумеется, никто вслух не признается в том, что экспертиза превратилась у нас по некоторым категориям дел в царицу доказательств. Да ведь и в сталинские времена никто не говорил об особой роли признания вины, включая Андрея Вышинского, кому это выражение принято приписывать. Но одно дело говорить, а другое – делать.
Спрос рождает предложение. Растет день ото дня количество контор, выдающих экспертные заключения. По всем вопросам. Скажем, нужны эксперты, специализирующиеся на изобличении «тоталитарных сект» (понятие, учеными-религиоведами не признаваемое)? Пожалуйста, вот в Московском государственном лингвистическом университете открылась лаборатория деструктологии, которая «особо специализируется на экстремистских и террористических организациях религиозного типа». Все ясно? А для непонятливых на сайте университета специально объясняется: «данные экспертизы неоднократно проверялись судами и всегда признавались допустимым доказательством». Ну и, само собой, эксперты «готовы поддерживать доброжелательный контакт с заказчиками».
…Деструктология. Новые времена, новые имена.
Оригинал