После ваших лекций понятно, что мозг постичь невозможно. Поэтому разрешите, я буду задавать вам бытовые вопросы? Например, как ваш исследовательский опыт помогает в житейских ситуациях?
Мне кажется, я обладаю сильной интуицией, потому что тогда, когда я ей не доверяла, а действовала так, как говорил мне рациональный мозг, я совершала крупные ошибки. Я знаю наверняка: если внутренний голос — это без всякой мистики, метафорично — подсказывает не делать что-либо, то всегда оказывается прав. Основные решения моей жизни — интуитивного сорта. Я не высчитываю ходы, хотя и умею это делать.
Понимают свою интуицию люди зрелые, а ум и зрелость зачастую никак не связаны. Например то, что человек инфантильный принимает за интуицию, может оказаться банальной тревогой.
Важно внимательно «прислушиваться» к своим ощущениям. Даже те, кто постоянно выступают публично, на вопрос: «Волнуетесь ли вы?» — почти всегда отвечают: «Да, волнуюсь». Много лет назад на конференции в Германии я познакомилась со знаменитым ученым Карлом Прибрамом. Я, честно говоря, была уверена, что этот классик нейрофизиологии давно умер… Но он оказался не просто живым, но исключительно жизнелюбивым, загорелым мужчиной в красном свитере с очередной молодой женой. По утрам мы вместе завтракали, и однажды я решила задать ему важный профессиональный вопрос, а он попросил: «Татьяна, после моей лекции! Я страшно волнуюсь!» Тут я подумала: надо уезжать! Если сам Прибрам волнуется перед выступлением, то всем остальным нужно уползти в нору и рот не открывать. Факт: в здравом уме и твердой памяти человек волнуется. Если он настолько обезумел, что уверен в себе полностью, то его природа накажет: что-то забудет, потеряет нить рассуждений или упустит драйв. Драйв — очень важное слово. Я не могу предвидеть, удачной ли будет лекция, хотя у меня большой опыт. Печенкой знаю то, что буду рассказывать, под наркозом могу читать, а лекция иной раз вообще не идет — нет драйва. Иногда же такая сложная тема, что я сама не знаю, как ее подавать, — а мысль летит, сверкает! Сама вижу, как сверкает, — и все видят! Как это выходит?
Вы так потрясающе держитесь на публике, что в вас больше актерского, чем в некоторых актерах.
Я вам без лукавства отвечу — в этом нет никакой моей заслуги. Опять же — либо идет, либо нет. Настоящий актер научен, надрессирован, это у него профессиональное — он накачивает себя ролью: так Смоктуновский жил Гамлетом, вообще не выходил из образа. Я этого не умею, и мне это не нужно. Блеск может удачно включиться — и это очень зависит от того, с кем я разговариваю, от того, есть ли у нас общее поле. А если мне что-то не нравится, не возникает контакта, то я начинаю злиться на себя. Я не внешним миром недовольна, а собой: зачем согласилась на беседу?
Мне кажется, у вас есть такое качество, которое позволяет освоить что угодно, — любопытство.
Абсолютно точно! Я лентяйка, откровенно вам скажу. Занимаюсь только тем, что мне интересно. В противном случае превращаюсь в страшную стерву. Понятно, что я могу делать то, что мне не нравится, — мы все иногда должны. Но только не в серьезных вопросах: не в науке, не в важном разговоре.
Вы поэтому выбрали сферу, где все постоянно меняется?
Да! И мне интересно преподавать, потому что я периодически отказываюсь от того, что сама же говорила два года назад. Слушатели веселятся! Часть ходит на лекции в Москве и Петербурге из года в год: «Вы, — говорят, — все время новое рассказываете!» У меня нет учебника, и, вероятно, я никогда его не напишу: утром я думаю одно, а вечером окажется, что все это уже неправда. Я реально действующий ученый, и я в курсе всего, что происходит. Недавно мы считали, что неандертальцы нам не родственники, умершая ветвь, а оказалось, что эти гены живы в современных людях. Более того, возможно, они говорили и даже имели обряды. Все это полностью меняет наше представление об истории Homo sapiens. Наука все время получает совершенно новые сведения.
Близки ли мы к глобальному открытию, которое может перевернуть нашу жизнь?
Все ждут сенсаций, но никакие открытия нельзя спрогнозировать. Они происходят сами по себе, в том числе во сне. Можно гулять по лесу или жарить котлеты — и тут тебя ударит.
Чаще всего так и происходит.
Это происходит только так и никак иначе! Открытие нельзя сделать по плану. Правда, есть существенная добавка: они приходят подготовленным умам. Понимаете, таблица Менделеева не приснилась его кухарке. Он долго работал над ней, мозг продолжал мыслить, и просто «щелкнуло» во сне. Я так говорю: таблице Менделеева страшно надоела эта история, и она решила ему явиться во всей красе.
То есть открытие еще и выбирает, кому явиться?
Даже если эти невероятные данные явятся случайному человеку, что невозможно, он их не поймет! Бесполезно являться. Все требует подготовки. Что касается сенсаций, то хотя физика и не моя область, открытие гравитационных волн сносит крышу: там начинаются фокусы с пространством и временем, совсем опасные. Еще я страшно увлечена тем, что происходит в генетике, мне ужасно жаль, что я не специалист в этой области. Меня восхищает, как научились работать с древнейшим материалом: еще пять лет назад было почти невозможно исследовать останки людей, умерших лет десять назад, а сейчас занимаются образцами, которым двести тысяч лет. Это кардинально все меняет.
Получается, сейчас основной фокус ученых на том, кто мы такие. А как насчет необъяснимых способностей?
Я отношусь к таким провокационным темам спокойно. Если мы чего-то не знаем, то не значит, что этого нет. Беда людей в том, что они слишком много о себе думают. С этим у меня полный порядок: я не считаю себя слишком умной, хотя то, что я не дура, очевидно. И у меня нет иллюзий на тему того, что я много знаю: чем дальше, тем больший ужас меня охватывает от осознания того, что я не просто многого не знаю, но и кое-чего не понимаю вообще. Когда меня спрашивают, есть ли телепатия, я отвечаю, что вполне это допускаю. Если вы увидите человека, который сатанинским глазом смотрит — и двигает предмет хотя бы на три миллиметра, это конец. Все наши знания законов природы говорят о том, что этого не может быть. Если это произошло, мы должны выдохнуть, пойти помолиться Николаю Угоднику, опрокинуть хреновухи и заесть груздем со сметанкой.
Вы верующий человек?
Да, но не воцерковленный, в традиционное православие меня крестили во младенчестве. Я отношусь к вере серьезно. В любых других религиях я не вижу ничего интересного для себя, кроме философских аспектов.
Ваши родители — ленинградские ученые, вера в те годы была достаточно запретной темой. Как произошло, что вам ее передали?
Тогда все происходило тайно, разговоров на эту тему в семье не было. Думаю, это произошло не без влияния дедушки и бабушки. У меня была чудесная и трогательная бабушка. Она не дожила трех месяцев до ста лет и была умнее меня в восемьсот раз.