|
|
Иосиф Дзялошинский – президент Правозащитного фонда «Комиссия по свободе доступа к информации» |
Глубинная социальная сущность цензуры заключается в организации централизованного контроля за распространением научных идей и художественных образцов. Или – в другой терминологии – в ограничении доступа различных групп населения к этим образцам и идеям во имя государственных интересов и с помощью государства. Причем особенностью цензуры является то, что внешние ограничения довольно быстро становятся внутренними барьерами, в соответствии с которыми автор идей и художественных образов создает свои произведения.
Таким образом, процесс цензуры осуществляется на пересечении интересов трех социальных групп: с одной стороны, интеллектуальная элита, производящая новые модели опыта, мысли, чувства, понимания, выражения.
С другой – облеченные государственной властью блюстители порядка, они же распределители оценок сделанному, а далее – распорядители вознаграждений и санкций за заслуги и нарушения, с третьей – общественность, население, выступающие потребителем произведений, прошедших (или не прошедших) цензуру.
Принципиальная основа цензуры – это разделение людей как минимум на два сорта: первый сорт решает, что можно знать второму, и в соответствии с этим решением силой ограничивает хождение «вредной» информации.
Легко заметить, что такая позиция прямо противоречит демократической парадигме, согласно которой каждый гражданин априори считается вменяемым настолько, чтобы даже выбирать правителей.
Разумеется, в России цензура запрещена. Конституция (статья 29, пункт 4), закон Российской Федерации о средствах массовой информации (статья 58) устанавливают уголовную, административную, дисциплинарную или иную ответственность за всякую попытку осуществления цензуры над СМИ. Однако приходится констатировать, что при полном отсутствии открытой цензуры с чьей-либо стороны успешно влиять на СМИ ухитряется не только государство, но и другие силы. Объясняется это тем, что, провозглашая свободу слова, информации, выражения собственного мнения, Закон делает немало оговорок, ограничивающих злоупотребление этими свободами. Остаются темы, для которых Конституция делает исключение: пропаганда войны, национальной розни запрещена и преследуется в уголовном порядке. Соответствующие статьи имеются и в Уголовном кодексе. Так, статья 136 Уголовного кодекса устанавливает ответственность за нарушение равноправия граждан по признаку расы, национальности или отношения к религии, в частности, за пропаганду исключительности либо неполноценности граждан по этим признакам. Кроме того, в УК РФ установлена ответственность
за публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя или захвату власти (статья 278), к измене Родине, совершению террористического акта или шпионаж (статьи 205, 275, 276), за публичные призывы к развязыванию агрессивной войны, клевету и оскорбление (статьи 354, 130, 129), изготовление или сбыт порнографических предметов (статья 242).
Обложка книги «Сталинская ретушь»
К сожалению, в последней статье четко не указано, что следует считать порнографией, а что эротикой. Запрещена пропаганда и реклама наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров.
Но помимо этих нормальных и всеми принимаемых положений постоянно предпринимаются попытки усилить возможности государства по контролю за информационными потоками.
Одним из наиболее опасных для свободы массовой информации является предложение изменить содержание ст. 3 Закона «О средствах массовой информации» (недопустимость цензуры). Действующий Закон определяет цензуру как требование от редакции средства массовой информации со стороны каких-либо органов или должностных лиц предварительно согласовывать с ними сообщения и материалы, а также как наложение запрета на их распространение. Если поправки вступят в силу, наложение запрета на распространение каких-либо сообщений и материалов через средства массовой информации перестанет считаться цензурой и, следовательно, не будет подпадать под действие ст. 29 Конституции России, запрещающей цензуру.
А компетентные органы получат возможность «не выпускать» нежелательную для них информацию в эфир или на газетную полосу.
Другой проект такого же рода – Федеральный закон «О Высшем совете по защите нравственности телевизионного вещания и радиовещания в Российской Федерации». С одной стороны, закон подтверждает, что телевизионное вещание и радиовещание в РФ свободно, цензура запрещена Конституцией Российской Федерации. Свобода телевизионного вещания и радиовещания может быть ограничена только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов граждан, обеспечения обороны страны и безопасности государства.
С другой стороны, есть свидетельства того, что России вновь грозит цензура.
Под видом защиты государственных тайн для нее уже создана нормативно-правовая база. Как свидетельствует известный эколог А.Яблоков, за последние три года в России принято множество решений, существенно повышающих информационную закрытость многих ведомств.
Достаточно назвать утвержденный 24 января 1998 года Президентом РФ «Перечень сведений, отнесенных к государственной тайне», включающий 87 позиций.
Тем самым глава государства нарушает Конституцию, устанавливающую, что «Перечень…» определяется федеральным законом (Конституция РФ, ст. 29, часть 4). Этот указ сомнителен вдвойне: закон «О государственной тайне» в 1993 году уже определил перечень сведений, составляющих гостайну. Можно констатировать, что цензура уже успешно работает.
Пробный опыт новых цензоров – широко известная история капитана первого ранга в отставке Александра Никитина.
УДК 342.727 : 351.751.5 (470+571)
ЗАПРЕТ ЦЕНЗУРЫ В СИСТЕМЕ КОНСТИТУЦИОННЫХ ЗАПРЕТОВ В ИНФОРМАЦИОННОЙ СФЕРЕ
© Куликова Светлана Анатольевна
кандидат филологических наук, доцент кафедры конституционного и муниципального права, Национальный исследовательский Саратовский государственный университет имени Н. Г. Чернышевского.
И kulikovasveta@inbox.ru
Запрет цензуры направлен на защиту общественных отношений, связанных с реализацией права на свободный доступ и распространение не запрещённой законом информации. В статье проводится сравнительный анализ развития конституционных запретов, регулирующих информационные правоотношения в отраслевом законодательстве. Делается вывод о недостаточной определённости правового содержания понятия «цензура» и неэффективности существующих мер юридической ответственности за нарушение запрета цензуры.
Ключевые слова: цензура, конституционные запреты, правоотношения в информационной сфере, ответственность за правонарушения в информационной сфере.
Значительная часть норм Конституции РФ , регулирующих отношения в информационной сфере, сформулирована в форме запретов, обращённых к гражданам, общественным организациям, государственным органам и их должностным лицам как субъектам конституционно-правовых отношений.
В теоретико-правовой литературе отмечается отличительная черта запрещающей нормы — её нормативное предписание требует от адресата воздержания от совершения определённого рода общественно опасных деяний . Запреты, установленные в Основном законе страны, направлены на полное вытеснение наиболее негативных, неприемлемых в современном обществе явлений. Особенностями конституционных запретов являются их «на-дотраслевые черты, когда каждый запрет выступает нормой-принципом, характеризующим степень защищённости личности от произвола государства» .
Первым запретом, связанным со сферой информационных отношений, является норма, сформулированная в ч. 3 ст. 15 Конституции РФ: «Неопубликованные законы не применяются. Любые нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы официально для всеобщего
сведения» . В данном случае конституционный запрет устанавливает, что любой принимаемый в Российской Федерации закон — федеральный или субъекта Федерации, а так же иные нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, — относятся к информации, доступ к которой не может быть ограничен, и официальное опубликование является непременным условием их применения.
Следующий запрет, связанный с информационными правоотношениями, содержится в ч. 1 ст. 24: «Сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускаются» . Тем самым конституционный запрет направлен на недопущение превращения приватных сведений в массовую информацию и защищает фундаментальное право человека на личную жизнь и тайну этой жизни.
Самое большое количество запретов содержится в ст. 9 Конституции РФ.
В ч. 2 ст. 29 сдержится сразу два запрета: «Не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть или вражду. Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства». Эта норма требует от субъек-
тов отказа от распространения информации, способствующей возникновению и эскалации социальных, межэтнических и религиозных конфликтов .
Запрет, сформулированный в ч. 3 ст. 29 : «Никто не может быть принуждён к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них», направлен против духовного насилия над личностью, не допускает внешнего контроля со стороны государства и общества за процессами формирования человеком субъективного отношения к происходящему, охраняет внутреннее пространство личности.
И наконец, в ч. 5 ст. 29 установлена гарантия свободы массовой информации и содержится запрет цензуры. Такая формулировка статьи призвана способствовать прекращению практики незаконного вмешательства со стороны публичных органов в деятельность субъектов, получающих, производящих и распространяющих массовую информацию.
Анализ конституционных запретов в информационной сфере приводит к выводу, что запрещающая норма содержит следующие элементы:
1) объект запрета (действие или бездействие, от совершения которого должны воздерживаться субъекты права);
2) предмет запрета (общественные отношения, на защиту которых направлен запрет);
3) субъекты запрета (те, кому адресован запрет, и на кого возлагается обязанность воздерживаться от действий или бездействия);
4) ответственность (вид санкции, которая следует за нарушение запрета).
Обратимся подробнее к каждому из элементов конституционных запретов, учитывая их конкретизацию в отраслевом законодательстве.
Объект запрета — это правовое содержание запрещающей нормы. Он должен быть формально определённым, точным, не допускающим вариативности толкования. Субъекты, к которым обращён запрет, должны хорошо понимать, что именно разрешено, а что запрещено. Если они будут руководствоваться субъективной оценкой запрета, это повлечёт либо его неисполнение, либо произвол в правоприменении. «Запрет должен быть очевиден для всех до его нарушения», — эта позиция была чётко выражена в Особом мнении судьи Конституционного Суда РФ А. Л. Кононова к Постановлению Конституционного Суда РФ .
Содержание некоторых из указанных запрещающих норм становилось предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ. Например, положение о том, что правоприменители, включая органы государства и их должностных лиц, органы местного самоуправления,
суды, не должны применять не опубликованные официально законы, получило своё подтверждение в Постановлении Конституционного Суда РФ , где было указано, что официальным опубликованием закона считается первая публикация его полного текста в «Российской газете» или в «Собрании законодательства Российской Федерации». День подписания того или другого издания в печать не может считаться датой официальной публикации, поскольку «с этого момента ещё реально не обеспечивается получение информации о содержании закона его адресатами».
Довольно подробно в действующем законодательстве разработано и правовое содержание конституционного запрета, сформулированного в ч. 1 ст. 24 . Значительное число федеральных законов и подзаконных актов запрещает разглашение информации, относящейся к отдельным областям частной жизни. Например, ст. 61 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан от 22 июля 1993 г. № 5487-1 устанавливает, что информация о факте обращения за медицинской помощью, состоянии здоровья гражданина, диагнозе его заболевания и иные сведения, полученные при его обследовании и лечении, составляют врачебную тайну. Разглашение этих сведений лицами, которым они стали известны при обучении, исполнении профессиональных, служебных и иных обязанностей, не допускается . Согласно статье 12 Федерального закона «Об актах гражданского состояния» от 15 ноября 1997 г. № 143-ФЗ сведения, ставшие известными работнику органа записи актов гражданского состояния в связи с государственной регистрацией акта гражданского состояния, относятся к категории конфиденциальной информации и разглашению не подлежат .
Подобные нормы содержатся в ст. 26 Федерального закона от 3 февраля 1996 г. № 17-ФЗ «О банках и банковской деятельности»; ст. 8 Федерального закона от 25 января 2002 г. № 8-ФЗ «О всероссийской переписи населения»; ст. 1123 Гражданского кодекса РФ; ст. 9 Федерального закона от 30 декабря 2008 г. № 307-ФЗ «Об аудиторской деятельности»; ст. 8 Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре; ст. 313 Налогового кодекса РФ, ст. 9 Закона РФ от 2 июля 1992 г. № 3185-1 «О психиатрической помощи», ст. 139 Семейного кодекса. Указанный конституционный запрет конкретизируется также в ст. 9 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ «О персональных данных», в соответствии с которой только сам субъект персональных данных принимает решение о предоставлении своих персональных данных и даёт согласие на их обработку .
Кроме того, обобщающее понятие «информация о частной жизни», видимо, получит легитимное закрепление в ближайшее время в ст. 1522 Гражданского кодекса РФ, в которой предлагается установить, что «не допускается без согласия гражданина сбор, хранение, распространение и использование любой информации о его частной жизни, включая сведения о его происхождении, о месте его пребывания или жительства, о личной и семейной жизни, о фактах биографии такого лица, об участии этого лица в судопроизводстве» .
Однако не все конституционные запреты в информационной сфере получили такую подробную регламентацию в нормативных правовых актах. Так, определение объекта запрета цензуры (какие именно действия следует считать цензурой) вызывает много вопросов.
Данный конституционный запрет нашел свое закрепление и конкретизацию в таких законодательных актах, как Закон РФ от 27 декабря 1991 № 2124-1 «О средствах массовой информации» ; Федеральный закон от 29 декабря 1994 № 78-ФЗ «О библиотечном деле» ; Федеральный закон от 26 мая 1996 № 54-ФЗ «О Музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации» .
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
При этом понятие «цензура» в перечисленных выше нормативных актах имеет различное правовое содержание.
Согласно ст. 3 Закона РФ «О средствах массовой информации» цензура массовой информации «требование к редакции СМИ со стороны должностных лиц, государственных органов, организаций, учреждений или общественных объединений предварительно согласовывать сообщения и материалы (кроме случаев, когда должностное лицо является автором или интервьюируемым), а равно наложение запрета на распространение сообщений и материалов, их отдельных частей».
В Федеральном законе «О библиотечном деле» говорится о недопущении государственной или иной цензуры, ограничивающей право пользователей библиотек на свободный доступ к библиотечным фондам.
Федеральный закон «О Музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации» устанавливает, что музейные предметы и музейные коллекции, включенные в состав Музейного фонда Российской Федерации и находящиеся в музеях в Российской Федерации, открыты для доступа граждан. Ограничение доступа к музейным предметам и музейным коллекциям из соображений цензуры не допускается.
Таким образом, в Федеральных законах «О библиотечном деле» и «О Музейном фонде
Российской Федерации и музеях в Российской Федерации» определения понятию «цензура» не даётся, при этом его смысл явно отличается от того, которое содержится в Законе РФ «О средствах массовой информации» .
Понятие «цензура» не употребляется в Основах законодательства РФ о культуре от 9 октября 1992 г. № 3612-1. Однако в ст. 31 устанавливается, что органы государственной власти и управления, органы местного самоуправления не вмешиваются в творческую деятельность граждан и их объединений, государственных и негосударственных организаций культуры за исключением случаев, когда такая деятельность ведёт к пропаганде войны, насилия и жестокости, расовой, национальной, религиозной, классовой и иной исключительности или нетерпимости, порнографии.
Запрет какой-либо культурной деятельности может быть осуществлен только судом и лишь в случае нарушения законодательства .
Обобщая вышеизложенное, можно сделать вывод, что современное правовое содержание понятия «цензура» в сфере массовой информации включает в себя два основных значения:
— незаконное ограничение права редакций СМИ воспроизводить полученные законным способом документы, излагать свои мнения и оценки, распространять подготовленные сообщения и материалы;
— ограничение беспрепятственного доступа ко всем находящимся в фондах государственных, муниципальных и иных общедоступных библиотек печатным изданиям и аудиовизуальной продукции, а также находящимся в фондах государственных, муниципальных и иных музеев музейным предметам и музейным коллекциям.
В то же время часто приходится слышать о необходимости, например, «нравственной», «родительской» или «лингвистической» цензуры. Такие виды цензуры оправдываются общественным сознанием.
Налицо противоречие между легитимным закреплением понятия цензуры в очень узком смысле (только как требования должностных лиц, обращённого к редакции СМИ, о согласовании сообщений и материалов) и расширительным толкованием этого термина народным правосознанием как ограничения свободы слова в целях сохранения нравственности общества, духовного развития детей и т. д. Таким образом, объект конституционного запрета недостаточно чётко определён, в результате чего происходит смешение правомерных и неправомерных действий, общественно опасного и общественно необходимого явлений.
Обращаясь к следующему элементу запрещающей нормы — предмету конституционных
запретов в информационной сфере, мы исходим из позиции, сформулированной А. В. Малько: «Запрет, препятствуя удовлетворению интересов индивида, в отношении которого он действует, направлен на реализацию интересов противоположной стороны» . Таким образом, правовой запрет, ограничивая действия одних субъектов, тем самым защищает права и свободы других.
В этом смысле конституционные запреты в информационной сфере обладают общими чертами: они направлены на защиту общественных отношений, связанных с реализацией права на свободный доступ и распространение не запрещённых законом сведений, и в то же время создают нормативную основу эффективного противодействия манипулированию информацией.
В связи с этим именно запрещение цензуры является гарантией того, что каждый человек в полной мере и на законных основаниях может выражать свое мнение, получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных органов, как это зафиксировано в п. 1 ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод , а также пользоваться конституционно закрепленными гарантиями свободы мысли и слова , реализовывать своё право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом , право участвовать в культурной жизни и пользоваться учреждениями культуры, осуществлять доступ к культурным ценностям .
Круг субъектов конституционных запретов в информационной сфере очень широк: к ним относятся граждане, СМИ, общественные организации, религиозные объединения, а также органы государственной власти и должностные лица.
Конституционный запрет цензуры адресован органам государственной власти, должностным лицам, организациям, учреждениям и общественным объединениям, которые должны воздерживаться от попыток незаконного контроля за СМИ, установления ограничений свободы массовой информации вопреки конституционным положениям о том, что ограничение прав может устанавливаться только федеральным законом и сугубо в целях защиты конституционно определённых ценностей.
Их требования о согласовании материалов, согласно Закону о СМИ, потенциально могут быть обращены только к редакции СМИ. Журналист не включён в число лиц, деятельность которых подлежит цензуре, хотя именно
он непосредственно осуществляет подготовку информационных сообщений.
Правовая неопределённость существует также в вопросе о том, могут ли указания главного редактора издания являться цензурой. Исходя из формулировки Закона о СМИ — нет, поскольку под цензурой понимается только внешнее вмешательство в деятельность редакции.
Однако ч. 2 ст. 144 Уголовного кодекса РФ рассматривает воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов путём принуждения их к распространению либо к отказу от распространения информации с использованием служебного положения. В правовой литературе в качестве лица, использующего своё служебное положение, называется редактор, главный редактор, издатель, руководитель СМИ и т. д. .
В Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 15 июня 2010 г. № 16 «О практике применения судами Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации» содержится разъяснение о том, что «…требование обязательного предварительного согласования материалов или сообщений может быть законным, если оно исходит от главного редактора как от лица, несущего ответственность за соответствие требованиям закона содержания распространенных материалов и сообщений» . Буквальное понимание данного положения предполагает, что главный редактор может запретить публикацию того или иного материала или дать указание о его исправлении только в случае, если содержание этих материалов и сообщений не соответствует требованиям закона.
Важно отметить, что неотъемлемой частью конституционного запрета в информационной сфере является юридическая ответственность за его нарушение.
«Запреты в праве как бы заряжены юридической ответственностью — уголовной, административной, гражданской. Сама суть, ближайшая социальная подоплека юридической ответственности во многих случаях и заключается в том, чтобы утвердить в жизни, обеспечить реальное проведение юридического запрета в фактических жизненных отношениях, — считает С. С. Алексеев, — юридическая сила запрета, степень его категоричности обусловлены видом юридической ответственности» .
Нарушение конституционных запретов должно предполагать обязательное наступление того или иного вида юридической ответственности. В случае с большинством конституционных норм так и происходит. Например, незаконный сбор, хранение, использование и распространение сведений о частной жизни
лица, составляющих его личную или семейную тайну, образует состав преступления, предусмотренный ст. 137 УК РФ. Нарушение порядка сбора, хранения, использования и распространения информации о гражданах (персональных данных) влечёт административную ответственность (ст. 13.11 КоАП).
Пожалуй, наиболее разработан вопрос об ответственности за нарушение запрета, закреплённого ч. 2 ст. 29 .
Возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни, пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности включено в понятие экстремистской деятельности Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» .
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
Действия, направленные на возбуждение ненависти, вражды, унижение достоинства человека или группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершённые публично или с использованием средств массовой информации наказываются в соответствии со ст. 282 УК РФ.
На недопустимость «злоупотребления свободой массовой информации» указывает ст. 4 Закона РФ «О СМИ». Ответственность за данное правонарушение предусмотрена ст. 13.15 КоАП РФ.
Специальными видами ответственности являются приостановление деятельности общественного или религиозного объединения (ст. 10 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности»), ликвидация соответствующих объединений и запрет их деятельности по решению суда (ст. 9). К средствам массовой информации могут быть применены такие меры ответственности, как прекращение их деятельности по решению суда, приостановление реализации соответствующего номера периодического издания либо тиража аудио- или видеозаписи программы (ст. 11) и т. д.
В отличие от приведённых выше примеров, ответственность за осуществление цензуры прямо не установлена ни Кодексом об административных правонарушениях, ни Уголовным кодексом. В КоАП содержится ст. 13.16, которая предусматривает административную ответственность за воспрепятствование распространению продукции средства массовой информации либо установление незаконных ограничений на розничную продажу тиража периодического печатного издания.
Отметим, что, во-первых, данная норма призвана противостоять только одной из форм осуществления цензуры (когда уже существует готовая продукция СМИ) и не предполагает ответственности за вмешательство в деятельность средств массовой информации на этапе предварительной подготовки материалов. Во-вторых, указанная ст. 13.16 относится только к СМИ и никак не защищает, например, театральные постановки, литературные произведения и другие виды массовой культуры от возможности цензурного вмешательства.
Современное уголовное законодательство говорит только об одном преступлении, которое может быть соотнесено с цензурой — воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов (ст. 144 УК РФ).
Термин «воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов» отсылает нас к другому нормативному акту -Закону РФ «О средствах массовой информации». Статья 58 этого закона содержит определение понятия «воспрепятствование законной деятельности учредителей, редакций, издателей и распространителей продукции средства массовой информации, а также журналистов». Воспрепятствование может осуществляться посредством: 1) осуществления цензуры; 2) вмешательства в деятельность и нарушения профессиональной самостоятельности редакции; 3) незаконного прекращения либо приостановления деятельности средства массовой информации; 4) нарушения права редакции на запрос и получение информации; 5) незаконного изъятия, а равно уничтожения тиража или его части;
6) принуждения журналиста к распространению или отказу от распространения информации;
7) установления ограничений на контакты с журналистом и передачу ему информации, за исключением сведений, составляющих государственную, коммерческую или иную специально охраняемую законом тайну; 8) нарушения прав журналиста, установленных Законом РФ «О средствах массовой информации».
Отметим, что, во-первых, по сравнению с Законом о СМИ, в Уголовном кодексе из всех форм воспрепятствования профессиональной деятельности журналиста непосредственно указывается только одна: принуждение к распространению информации или отказу от распространения информации.
Во-вторых, бланкетная диспозиция данной нормы затрудняет буквальное толкование данной нормы, в результате чего возникают трудности в уяснении её содержания, не понятно, какие именно действия должно совершить лицо, чтобы их можно было квалифицировать по данной статье.
Кроме того, нарушителями данной нормы чаще всего выступают руководители властных структур, политики, которые вмешиваются в деятельность журналистов и редакции, отдавая устные распоряжения и используя так называемое телефонное право, что повышает уровень латентности указанных правонарушений.
В связи с этим в правоприменительной практике соответствующие дела почти не встречаются.
Таким образом, сравнительный анализ конституционных запретов, регулирующих отношения в информационной сфере, приводит к выводу о различной степени конкретизации их в отраслевом законодательстве. Запреты на вмешательство в частную жизнь, пропаганды социального, расового, религиозного или языкового превосходства получили развитие в большом количестве нормативных правовых актов разного уровня, за их нарушение предусмотрены различные виды юридической ответственности.
Гораздо меньше оказалось разработанным правовое содержание запрета на принуждение к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них и запрета цензуры.
В частности, фактически понятие цензуры касается только деятельности СМИ и тем самым сужает полный и абсолютный запрет цензуры, закреплённый в Конституции, так как касается только средств массовой информации.
Отсутствие журналистов среди субъектов, к которым может быть обращено цензурное вмешательство, недостаточная определённость отношений между учредителем, собственником, редактором и журналистами приводит к тому, что цензура чаще всего носит неформальный характер и оказывается за рамками правовой регламентации.
Терминологическое несоответствие между определением цензуры, данном в законе «О средствах массовой информации», и нормах об ответственности, установленных Кодексом об административных правонарушениях РФ и Уголовным кодексом РФ, на практике приводит к невозможности привлечения к ответственности виновных лиц, что снижает юридическую силу запрета.
Это делает проблему запрета цензуры в нашей стране по-прежнему актуальной.
Библиографический список
2. Кулапов В. Л. Проблемы теории государства и права . — Саратов: Изд-во СГАП, 2009.
4. Постановление Конституционного Суда РФ от 30 октября 2003 г. № 15-П по делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы и жалобами граждан С. А. Бунтмана, К. А. Катаняна и К. С. Рожкова // Собрание законодательства РФ. — 2003. — № 44.
5. Постановление Конституционного Суда РФ от 24.10.1996 № 17-П по делу о проверке конституционности части первой статьи 2 Федерального закона от 7 марта 1996 года «О внесении изменений в Закон Российской Федерации «Об акцизах» // Собрание законодательства РФ. — 1996. — № 45.
6. Ведомости СНД и ВС РФ . — 1993. — № 33.
7. Собрание законодательства РФ . -1997. — № 47.
8. Собрание законодательства РФ . — 2006.
— № 31 (1 ч.).
9. Проект Федерального закона «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации» : сайт «Российской газеты». — URL: http:// www.rg.ru (дата обращения: 7.10.2011).
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
10. Ведомости СНД и ВС РФ . — 1992. — № 7.
11. Собрание законодательства РФ . -1995. — № 1.
12. Собрание законодательства РФ . — 1996.
— № 22.
13. Ведомости СНД и ВС РФ . — 1992. -№ 46.
15. Российская газета . — 2010. — 20 сент.
16. Алексеев С. С. Право: азбука-теория-философия : опыт комплексного исследования. — М.: Статут, 1999. — ISBN 5-8354-0002-0.
17. Собрание законодательства РФ . -2002. — № 30.
В российских СМИ есть цензура?
На этот вопрос можно ответить по-разному. Если смотреть только на сведения о судебных разбирательствах по факту цензуры, можно решить, что ее нет. За много лет мы нашли только 2 таких случая. В 2006 году городской суд Горно-Алтайска приговорил к 10 месяцам условно бывшего бывшего председателя комитета по информационной политике республиканского правительства Алтая Кубашева. Чиновник требовал писать только хорошее о губернаторе, а о некоторых депутатах запрещал писать вовсе. В 2012 году глава Турочакского района республики Николай Болтухин официальным распоряжением собрал специальную редколлегию из чиновников и депутатов, которая проверяла статьи в местной газете перед публикацией. Верховный суд региона отменил распоряжение Болтухина и восстановил в должности главного редактора газеты, которую уволили после того, как она пожаловалась на цензуру. В обоих случаях учредителями изданий, которые подвергались цензуре, были местные власти.
С другой стороны, отсутствие судов о цензуре еще не свидетельствует о том, что ее нет. Согласно исследованию, органы государственной власти — учредители большинства российских газет, и это влияет на их редакционную политику и экономическую независимость. То же самое справедливо по отношению к федеральным телеканалам. Цензура может осуществляться, например, через лояльного власти главного редактора. В таком случае, запрет на ту или иную публикацию, или согласование текстов с государственными органами можно считать частью «редакционной политики».
Политическая цензура в Интернете: доклад Агоры
Международная правозащитная группа Агора презентовала доклад «Свобода интернета 2017: ползучая криминализация». Он подытожил десятилетие исследования юристами-правозащитниками проблемы вмешательства властей в развитие Сети. Соавтор доклада, кандидат юридических наук Дамир Гайнутдинов рассказал «Новой» о том, какие угрозы существуют сегодня для интернета.
С 2011 года мы наблюдаем постоянно ухудшающуюся ситуацию со свободой интернета в России. Власти поставили перед собой сложную задачу — ограничить распространение информации в сети, только неясно было, как этого достичь. Сначала это были ddos-атаки независимых СМИ в дни выборов или массовых протестов. Нет никаких сомнений, что за ними стояли представители государства или координируемые ими активисты. Явно криминальные дела не совсем к лицу властям — хотелось выглядеть как-то более респектабельно. Удобным предлогом стала защита детей. Первые законы о черных списках оправдывали именно этим, мол, боремся с самоубийствами, наркотиками, порнографией. И неважно, что рост числа суицидов, вовлеченность детей в наркотики и порно продолжался. Главное, что теперь можно смело называть тех, кто предупреждал о внедрении тотальной цензуры, «педофильским лобби». А параллельно с этим процессом, пользуясь актуальностью темы, кто-то решал свои корпоративные задачи. Так появился, например, «антипиратский» закон, который постепенно ужесточался вплоть до «пожизненных» блокировок сайтов и охоты на «зеркала».
В 2014 году вступил в силу «закон Лугового», названный «законом о политической цензуре». Он позволил без суда и предупреждения блокировать доступ к сайтам, где публиковались сообщения о протестах и репортажи о них. Кстати, примерно в это же время прекратились массовые политически мотивированные ddos-атаки. Полагаю, это связано именно с тем, что у властей появился квазилегальный инструмент в виде требования блокировки. С тех пор его используют регулярно для борьбы с «несанкционироваными» акциями. Например, так прокуроры пытались вычистить из интернета сообщения о маршах «за федерализацию», а в прошлом году практически все крупные акции протеста сопровождались требованиями властей удалить сообщения о них.
Фокус внимания сместился после того, как пользователи успешно научились обходить блокировки с помощью простейших анонимайзеров, а крупные международные сервисы отказались выполнять явно политически мотивированные требования российских властей об удалении контента. Между прочим, Россия регулярно занимает одно из лидирующих положений по количеству таких запросов в Transparency reports крупнейших сервисов. Например, к июню 2017 года российские власти успели направить 14 133 запроса в Google, 1213 запросов в Twitter и 195 запросов в Facebook.
Именно это принципиальное изменение мы фиксируем в новом докладе: на протяжении последних двух лет продолжается резкий рост числа уголовных дел, ужесточение приговоров, реальные сроки лишения свободы. Уже появляются сообщения о том, что задержанных активистов допрашивают, о том, на какие паблики и каналы они подписаны. Из Башкортостана сообщали, что поводом для возбуждения уголовного дела против пользователя стала подписка на YouTube-канал Вячеслава Мальцева. Таким образом, постепенно криминализируется не только распространение информации, но и ее поиск и доступ к ней. Собственно, об этом уже говорили министр связи Николай Никифоров, который признал неэффективность блокировок сайтов и предложил сосредоточиться на выявлении пользователей.
В прошлом году Уголовный кодекс пополнили несколько новых статей — об ответственности за склонение к самоубийству, о торговле редкими животными в интернете, о побуждении подростков к опасному поведению. Это пример реактивного поведения властей — они сменили блокировку контента как основной инструмент регулирования интернета на уголовные дела. Нет сомнений, что эта тенденция продолжится. Уже в 2018 году в Уголовный кодекс предложили ввести статью об ответственности за распространение «негативного контента» и «информации, побуждающей к агрессии». Каждая такая инициатива — реакция на какое-то событие («синие киты», захват заложников в школе, популярность «зацепинга»). Реакция на все одна — уголовное дело, блокировка.
Другой важный тренд — атака на анонимность. Закон о VPN требует от сервисов вмешиваться в трафик пользователей, блокируя доступ к запрещенным сайтам. Это невозможно делать без контроля над всем клиентским трафиком и обессмысливает саму идею VPN как зашифрованного безопасного соединения.
Первые впечатления о Швейцарии совпадают с общепринятыми стереотипами — спокойно, зелено и дорого. swissinfo.ch
Сегодня в Берне открывается фестиваль швейцарского журнала «Репортажи», который является еще и творческим конкурсом. Одна из претенденток на победу в конкурсе – Олеся Герасименко, журналист московского бюро Русской службы Би-би-си (BBC Russian Service).
Этот контент был опубликован 31 августа 2019 года — 12:04 31 августа 2019 года — 12:04 Игорь Петров
Род. 1969 г. в Москве, отслужил два года (1987-1989) в Погранвойсках, в том числе на Памире на афганской границе, где впервые увидел горы. Выпускник Исторического факультета МГУ, канд. ист. наук, защитил диссертацию по внешней политике Германии 1919-1929 гг., преподаватель РГГУ и Правовой Академии Минюста России, где еще заведовал международными академическими связями, дипломат (работа в длительных командировках в Германии и Швейцарии), журналист, переводчик, писатель, автор монографий «Очерки истории Швейцарии» и «Введение в страноведение Швейцарии», владеет немецким и английским языками, с 2012 года – руководитель русскоязычной редакции портала SWI Swissinfo.
Больше информации об авторе | Русскоязычная редакция
Работала специальным корреспондентом издательского дома «Коммерсантъ» и корреспондентом сайта «Газета.ру», выпускница отделения русского языка и литературы Филологического факультета МГУ. Среди ее самых громких публикаций находится цикл материалов, посвящённый проблемам населения с микрофинансовыми организациями, отмеченный премией в 2016 году.
Лауреат «Премии за развитие гражданского общества в России им. Пола Хлебникова» (Paul Klebnikov Russian Civil Society Fellow), вручаемой Колумбийским университетом. В 2015 году стала обладательницей награды в области деловой журналистики Citi Journalistic Excellence Award в номинации «Человек в мире бизнеса и финансов» за текст «Заёмные расчёты». Автор расследования об истории сайентологии в России и книги «Неединая Россия». Лауреат премии «Журналист» 2018 г. за материал об оппозиционном рэпере Face.
В конкурсе журнала «Репортажи» участвует с материалом, посвященным арт-группе «Война». Для нас она любезно нашла несколько минут и согласилась ответить на пару вопросов, в частности о том, что происходит с журналистикой в России и каковы ее впечатления от Швейцарии.
SWI Swissinfo: С каким репортажем вы номинировались?
Олеся Герасименко: Это текст об арт-группе «Война» — о самых противоречивых и одиозных героях современной России, которые устраивали яркие политические акции в России, украшали Белый дом черепом из лазерной установки, высмеивали полицию, шокировали обывателей сценами вроде публичного секса в музее, сбежали в Европу от очередного уголовного дела против них и оказались, к удивлению европейцев, сторонниками Путина и ненавистниками демократических ценностей. В Европе их в итоге возненавидели так же, как в России.
SWI Swissinfo: В чем особенности современной репортажной журналистики?
Олеся Герасименко: В 1960-ые годы было модно устроиться на завод под чужим именем и описать царящую там социальную несправедливость. Сейчас я как репортер вижу ценность своей работы в поиске героев, которые расскажут правду о своей работе на заводе, а не в добыче информации ложным путем. Современный репортаж лишен необходимости описывать каждый пожар или суд — для этого существуют прямые интернет-трансляции, нам теперь не нужно делать подстрочники. Репортер может сосредоточиться на сложных историях, которые просто трансляцией и фотографиями очевидцев с места не опишешь.
SWI Swissinfo: Какова, на ваш взгляд, ситуация в прессой в России?
Олеся Герасименко: В России есть цензура, который занимаются чиновники, и есть самоцензура. Журналисты российских изданий часто не берутся за тему, потому что заранее уверены, что протащить в печать ее не удастся. Чиновники и полиция закрыты для общения с большинством корреспондентов. Выстраивание отношений с источниками и поиск информации, которая во многих странах открыта и публична, занимают большую часть нашего рабочего времени.
SWI Swissinfo: Нужна ли для свободной журналистики свободная пресса?
Олеся Герасименко: Конечно, журналисту легче работать при свободном доступе к базе недвижимости чиновников. Легче, когда его статьи не снимают с первых полос по звонку из администрации президента. Легче, когда редактор защищает права репортеров, а не встаёт на сторону собственника. Но, как ни парадоксально, ничто не заставляет сильнее копать, искать, доставать, как ограничения. Российская расследовательская журналистика сейчас малочисленная, но очень сильная.
SWI Swissinfo: Что дают социальные сми журналистике и что они от нее забирают? Каковы их плюсы и минусы?
Олеся Герасименко: Из плюсов — быстрый поиск героев и очевидцев. Особенно когда страна такая большая, как Россия. Я специализируюсь на региональных историях и почти всех своих героев из других городов нахожу в социальных сетях, а потом уже лечу к ним в командировку. Еще соцсети помогают автору строить личный бренд и напрямую общаться с читателем, собирать свою аудиторию, которая останется с ним при переходе из одного СМИ в другое.
Минусов для журналистов в соцсетях я не вижу. Все опасения, что слухи в фейсбуке могут заменить качественную журналистскую работу, уже не оправдались. А модные «фейк-ньюс» были всегда, просто назывались «слухами с базарной площади».
SWI Swissinfo: Бывали ли вы раньше в Швейцарии, какие у вас от неё впечатления?
Олеся Герасименко: Я первый раз в Швейцарии, раньше была только пролетом. Первые впечатления совпадают с общепринятыми стереотипами о вашей стране — спокойно, зелено и дорого. Мне бы хотелось копнуть глубже, узнать, чем живут люди в этих аккуратных домах с ровными газонами, какие у них страсти и горести. Мы с другом надеемся успеть съездить в Монтрё/Кларан на могилу Владимира Набокова.
SWI Swissinfo: Спасибо Вам за беседу и удачи!
Эта статья была автоматически перенесена со старого сайта на новый. Если вы увидели ошибки или искажения, не сочтите за труд, сообщите по адресу community-feedback@swissinfo.ch Приносим извинения за доставленные неудобства.